– Хренова птица, – тихонько пробормотал он.
И в этот миг кто-то, накинувшись сзади, поймал его в захват, надавив предплечьем на горло, и рывком опрокинул на спину, сдернув со ствола. Юноша полетел, размахивая руками, выронил меч и приземлился на человека такого крепкого телосложения, как будто тот был сделан из кирпичей. Хват за горло сделался еще сильнее, Катон затылком чувствовал хриплое дыхание напрягшегося противника. Пытаясь высвободиться, юноша отчаянно вертелся, впился в руку ногтями, но ослабить хватку не удавалось.
– Прощай, центурион, – прозвучал у самого его уха хриплый шепот. Сказано это было по-кельтски.
Катон резко опустил голову и вцепился в сдавливавшее его горло предплечье зубами, прокусил кожу и глубоко впился в татуированную плоть. Его противник еле сдержал рвавшийся из груди вопль боли, но хватки не ослабил. Катон почувствовал, что от нехватки воздуха у него начинает кружиться голова, и стиснул челюсти с такой силой, что прокусил руку и сомкнул их, а в его полном крови рту оказался еще и теплый кусок плоти. Враг охнул от боли, но горло продолжал сдавливать с неослабевающей силой.
Катон понял: если он немедленно не предпримет что-нибудь еще, ему конец. Опустив руку вдоль тела, он завел ее за спину, ухватившись пальцами за ткань штанов противника, нащупал промежность и что было сил сдавил пальцами мошонку. Одновременно он резко откинул голову назад, нанеся удар шлемом по лицу, и услышал хруст сломанной вражеской переносицы. Раздался стон, и хватка ослабла. Только на миг, но этого оказалось достаточно. Катон оторвал руку от своего горла, скатился с противника и в одно мгновение оказался на ногах, в низкой стойке, готовый к схватке. Локтях в четырех перед ним, возле поваленного ствола, сложившийся пополам Каратак стонал, зажимая руками промежность. Из разбитого носа и прокушенной руки лилась кровь, а потом, от невыносимой боли, его вдобавок еще и вырвало. В таком состоянии он не представлял собой для Катона ни малейшей угрозы, и центурион выпрямился, осторожно массируя горло, огляделся, увидел свой меч и двинулся за ним.
Когда Каратака перестало рвать, он, морщась, привалился спиной к древесному стволу и вперил в Катона затуманенный болью, полный горечи и ненависти взгляд, в котором через некоторое время промелькнуло узнавание.
– Я тебя знаю.
Катон кивнул, развязал кожаные крепления и стянул с пропотевшей головы тяжелый металлический шлем. Каратак рыгнул.
– Мальчишка-центурион… Мне надо было тебя убить.
– Наверное.
– Правда ведь, забавно все обернулось? – пробормотал вождь и скривился от очередного приступа боли.
– Забавно? – Катон пожал плечами. – Нет, ничего забавного. Даже близко к этому нет.
– Похоже, у римлян плохо с чувством юмора.
– На мой взгляд, было слишком много смертей. Мутит меня от этого.
– Теперь к ним добавится еще одна, и все кончится.
Катон покачал головой:
– Нет. Ты теперь мой пленник, и я доставлю тебя к своему легату.
– Вот как, – слабо усмехнулся Каратак. – Ну, конечно, таково римское милосердие. А по-моему, лучше умереть здесь, чем быть принесенным в жертву в ходе победного торжества твоего императора.
– Никто не собирается приносить тебя в жертву.
– Дураком меня считаешь? – буркнул Каратак. – Думаешь, мой народ забыл, что ваш Цезарь сделал с Верцингеториксом? Нет уж, я не дам провести меня по вашему Форуму связанного, как обычного преступника.
– Этого не случится.
– Ты уверен?
Катон пожал плечами:
– Не мне решать. Давай-ка лучше я помогу тебе встать. Но без фокусов, понял?
Зайдя сзади, Катон осторожно поддержал вождя со стороны здорового плеча, помогая ему встать с бревна. Правда, это стоило ему такого приступа боли, что некоторое время он мог только скрежетать зубами.
– Я не могу идти. Дай мне умереть здесь… прошу тебя, римлянин.
Глядя на то, что осталось от человека, который два года подряд вел против Рима кровопролитную, изнурительную войну, Катон думал о том, что этого пленника, несомненно, станут рассматривать как трофей. Клавдий будет похваляться, демонстрируя его в оковах чужеземным послам и владыкам. А когда ему это надоест, позабавит напоследок римский плебс, выставив пленника на гладиаторских играх, где тот и найдет свой конец.
– Я пощадил тебя, римлянин, – промолвил Каратак с мольбой во взоре. – Я сохранил тебе жизнь. Так дай же мне по крайней мере самому выбрать, как умереть.
– Ты собирался сжечь меня живьем.
– Это неважно. – Он поднял руку и указал на Катонов меч. – Прошу тебя.
Катон смотрел на этого воина, некогда самого могущественного из племенных вождей острова, а ныне разбитого и сломленного. Плачевное зрелище… Поняв, что испытывает жалость, Катон сам себе подивился: с какой стати ему жалеть человека, выказавшего себя жестоким, безжалостным врагом? Но, так или иначе, он принимал все происходящее близко к сердцу с каким-то особенным чувством, словно унижение давнего врага влекло за собой своего рода утрату. Катону захотелось помочь ему завершить свой путь достойно, упокоиться с миром, а потому он невольно глянул на свой меч.
Бритт, проследив за его взглядом, кивнул.
– Сделай это быстро, римлянин.
Каратак отвернулся и зажмурился. На миг оба застыли в неподвижности – и туземный вождь, молча ждущий конца, и Катон, крепко сжимающий в руке меч. Отдаленный шум битвы уже стих, теперь сюда доносились лишь вопли раненых. Вокруг вились тучи насекомых, привлеченных запахом крови, пропитавшей повязку на плече Каратака. А потом Катон резко покачал головой, улыбнулся, ослабил хватку за рукоять и ловким движением вбил клинок в ножны. Каратак открыл один глаз и покосился на него.
– Нет?
– Прости. Не сейчас. Живой ты представляешь для меня большую ценность.
Каратак открыл и второй глаз, посмотрел на Катона и пожал плечами:
– Что ж, вполне разумно. Но это был бы хороший конец. А так, глядишь, ты еще пожалеешь, что не убил меня.
– Не стоит предаваться пустым надеждам.
Катон отступил от пленника, сложил ладони у рта и позвал:
– Макрон! Макрон! Сюда!
Когда центурионы вышли из болота, солнце висело низко над горизонтом, окрашивая пушистые облака ярким багрянцем. Они вели Каратака между собой, а точнее, почти несли, закинув его руки себе на плечи. Тяжело дыша, Катон и Макрон выбрались из тростниковых зарослей, поднялись по травянистому склону, прислонили бритта к его перевернутой колеснице и устало опустились на землю, чтобы перевести дух. Позади них устало тянулась к воротам колонна легионеров.
– Вот. – Макрон откупорил флягу и передал Катону. Молодой центурион поднес ее к губам и вдруг заметил пристальный взгляд Каратака. Опустив флягу, он передал ее пленнику, который с жадностью отпил из нее несколько больших глотков.
– Ты что делаешь? – рассердился Макрон. – Позволяешь какому-то варвару с волосатой задницей пачкать губами мою флягу? Не слишком ли ты добренький, парень?
– Он нужен нам в хорошем состоянии.
– Ага, можно подумать, жажда его убьет.
– Нет.
Макрон присмотрелся к другу повнимательнее.
– Что-то ты больно задумчив, весь в себе, а?
– Просто устал.
– Ладно, парень, лучше бы тебе встрепенуться. Нам нужно хорошенько подумать, что да как мы станем докладывать легату.
Макрон окинул Катона пристальным взглядом, отметив, что тот до крайности вымотан, весь в грязи, да вдобавок с клочковатой бородкой, отросшей еще во время скитаний по болотам. Туника Катона представляла собой сущие лохмотья, да и исхудал он так, что все ремни амуниции на нем болтались. Макрон прищелкнул языком.
– Что?
– Да так, подумал… Легату, пожалуй, не так-то просто будет разобраться, который из вас варвар.
– Очень смешно.
– Внимание, а вот и он. Легок на помине.
Оба центуриона устало поднялись на ноги, услышав топот копыт. Веспасиан, ехавший вдоль обочины в сопровождении трибунов, увидел двух перепачканных кровью и грязью, вытянувшихся по стойке «смирно» центурионов и натянул поводья.
Макрона он узнал сразу, а вот чтобы узнать тощего, заросшего щетиной юнца, пришлось присмотреться. После чего глаза легата изумленно расширились.
– Центурион Катон? Ну, ничего себе, это ж ты!
– Так точно, командир.
– Твой оптион сказал мне, что ты жив. Он заявился в лагерь еще с несколькими другими легионерами и рассказал целую историю… – Веспасиан покачал головой. – Трудно было поверить.
– Понимаю, командир, – с улыбкой отозвался Катон и отступил в сторону, чтобы легат увидел угрюмого пленника, сидевшего рядом со своей разбитой колесницей. – Но мы тут еще кое-что для тебя раздобыли. Позволь представить тебе Каратака, царя катувеллаунов.
– Каратака? – С момент Веспасиан таращился на пленника, потом бросил поводья, соскочил с коня и подошел к нему. – Это Каратак?!
Туземный вождь слегка кивнул.