Отеки вокруг глаз и некоторая скованность походки служили единственными указаниями на то, что еще несколько минут назад он крепко спал.
– Добрый вечер, сэр, – сказал он, приблизившись.
– Добрый вечер.
– Вы привели Бориса с собой. Большая любезность с вашей стороны взять на себя такие хлопоты. – Густав шагнул еще ближе к нам, оглядывая внука с мягкой улыбкой. – Господи Боже, сэр, посмотрите-ка на него. Спит как сурок.
– Да, он очень устал, – подтвердил я.
– Он, когда вот так спит, выглядит совсем маленьким. – Носильщик вновь окинул Бориса нежным взором, потом обратился ко мне: – Хотелось бы знать, сэр, удалось ли вам поговорить с Софи. Я целый день раздумывал о том, как бы вам с ней поладить.
– Что ж, я поговорил с ней.
– Ага. И удалось вам что-нибудь уловить?
– Уловить?
– Что именно ее заботит?
– А-а. Хотя она и сказала кое-что довольно ясно… если быть откровенным, как я уже вам говорил, для стороннего человека вроде меня очень трудно во всем этом разобраться. Разумеется, какие-то смутные представления о ее тревогах у меня зародились, однако сейчас я еще определенней считаю, что будет лучше всего, если вы сами с ней поговорите.
– Но видите ли, сэр, как я вам объяснял ранее…
– Да-да, вы с Софи прямо друг с другом не разговариваете, я помню, – нетерпеливо перебил я. – Тем не менее несомненно, если для вас это так важно…
– Для меня это крайне важно. О да, сэр,крайне . Это все ради Бориса. Если мы вскоре не доберемся до самой сути, ему предстоят серьезные переживания, я знаю. Уже есть отчетливые признаки. Вам нужно только взглянуть на него, как он сейчас выглядит, и вы увидите, что на самом деле он еще очень мал. Мы должны позаботиться, чтобы он подольше пожил бы без тревог, вам так не кажется, сэр? По правде говоря, называть этот вопрос важным значит ничего не сказать. Недавно я вроде бы перестал об этом волноваться день и ночь. Но вот видите… – Густав замолчал и устремил невидящий взгляд в пол перед собой. Потом покачал головой и вздохнул: – По-вашему, я должен поговорить с Софи сам. Это не так-то просто, сэр. Вам нужно вникнуть в предысторию всего этого. Видите ли, мы… между нами вот уже много лет существует один безмолвный уговор. Когда она была совсем маленькой, дела обстояли, конечно, иначе. До того, как ей исполнилось восемь или девять, – о, мы с Софи разговаривали беспрерывно. Я рассказывал ей разные истории, мы подолгу бродили по Старому Городу, рука об руку, вдвоем, и говорили, говорили без умолку. Поймите меня правильно, сэр: тогда я нежно любил Софи и так же люблю ее и по сей день. О да, сэр. Мы былиочень близки с ней, когда она была маленькой. А вот этот взаимный уговор возник, только когда ей исполнилось восемь лет. Да, тогда ей было восемь. Между прочим, сэр, этот наш уговор я с самого начала не относил к долговременным. Помнится, мне казалось: его хватит всего лишь на несколько дней. На большее, сэр, я и не рассчитывал. Первый день у меня был выходной – и я собирался соорудить для жены полку на кухне. Софи от меня не отставала: спрашивала то одно, то другое, вызывалась что-нибудь принести, рвалась мне помочь. Я же хранил молчание – полное молчание, сэр. Софи очень скоро растерялась и, конечно, расстроилась – я это сразу заметил. Но решение я принял твердое и должен был оставаться непреклонным. Для меня, сэр, это было не так-то просто. О Господи, это было даже совсем непросто: я любил мою маленькую девочку больше всего на свете, но я велел себе не уступать. Трех дней, сказал я себе, трех дней будет вполне достаточно: три дня – и этому придет конец. Всего лишь три дня – и я смогу, придя с работы, снова подхватить ее на руки, крепко прижать к себе, и мы тогда все друг другу расскажем. Наверстаем, иными словами.