Гоча ходил на цыпочках и всем домашним наказал!
Давно ли она жила в уютной хижине, была накормлена и не боялась погони. И вот… Не догадалась какую-нибудь шишку вложить в штаны, муляж.
На дороге показалась пароконная повозка. Клава подумала, что надо решаться: погони не ездят на телегах!
В повозке сидел старый чеченец.
Клава подошла, поздоровалась по-чеченски, но дальше пришлось перейти на русский.
– Довези, отец, туда, сколько сможешь. – Клава махнула рукой на север. – Я заплачу.
С ударением на последнем слоге, хотя хотелось сказать: «запл а чу».
– Куда идешь один, русский?
Вот самый трудный вопрос. И чеченец задал его сразу, хоть и старик. Раньше такими бдительными были жители пограничных зон – в советском кино.
– Больного лечил. Я доктор.
Ничего другого придумать не удалось.
– Доктор Мусы? Хорошо! Почему не в Мохкеты идешь?
– Ещё одного больного надо смотреть. Машина сломалась.
– Машина сломалась? Машину сломанную тащил – я видел. Садись!
Клава уселась, и чеченский дед принялся нахлестывать лошадей: доктор торопится!
Но что такое конская скачка против машин погони!
Зарезанного Мусу все ещё не нашли, но Клава об этом не знала.
Проехали полчаса.
– Мне сюда, – показал дед на отходящую в горы узкую дорогу. – Тебе прямо, да?
Клава думала, как уговорить деда взять её к себе в горы?
Дед тоже думал. Потом сказал:
– Ты очень торопить, да?
– Больной не тяжелый, просто навестить хотел ещё раз.
– Ехать ко мне мало-мало хочешь? Малый сын смотреть, малый сын болеть, врача нет.
– Поехали, посмотрю! – радостно согласилась Клава.
И они свернули с большой дороги на малую.
И как раз в это время армейский грузовик притащил в Мохкеты пустую «шестерку».
Это было происшествие: доктор пропал! Доктора похитили?! Доктора убили?!
Это был повод будить Мусу: он сам не простит, если выйдет задержка с поисками его любимого доктора!
Гоча вошел и увидел мертвого Мусу. С перерезанным горлом, похожего на жертвенного барана.
Поза мертвеца, беспорядок в одежде всё объяснили вошедшим: Муса хотел использовать доктора ещё в одном качестве!
Доктор не захотел – и убил слишком настойчивого поклонника.
Так что дело не выглядело политическим. Но все равно доктор подлежал безусловному отлову и казни!
Погоня набилась в ту же «шестерку» и помчалась.
Но обледенелая, залитая недавней зимней грозой трасса одинаково скользкая для всех. Младший брат Гочи, усевшийся за руль, конечно, классом куда выше Клавы, но и гнал он раза в два быстрее – так что вылетел он в тот же самый кювет на том же самом повороте.
Погоня выскочила и стала дружно тащить машину обратно на дорогу. Долго мучились впятером, но помогла только проезжая «нива». Так что уже темнело, когда помчались дальше. И малоприметную развилку, куда до этого свернула повозка с дедом и Клавой, проскочили, даже не заметив.
Дед привез Клаву совсем в маленький аул.
– Место хорошо, – сказал дед гордо. – Русским не бомбить.
«Малый сын» оказался на самом деле внуком. Мальчик горел, на тощей груди у него краснела сыпь – это могла быть и скарлатина, и корь, и дифтерит, кажется, тоже бывает с сыпью – Клава не помнила: все-таки никакой она не доктор на самом деле.
Чеченский дед смотрел на нее с напряжением и вопросом.
Из-за полураскрытой двери выглядывали женские лица – мать и бабка, скорей всего.
– Скарлатина, – сказала Клава. – Нужно колоть пенициллин.
И она уверено, даже победоносно сделала укол.
Вот так! Кто усомнится, что она – настоящий доктор?!
Потом семья суетилась, готовя угощение, а Клава отдыхала, но так чтобы видеть темный склон, по которому, она боялась, может коварно подкрасться к дому погоня.
А погоня в это время прочесывала дома и сараи в двадцати километрах севернее.