Хозяин рухнул. Клава сразу поняла: убила она старого лысого кобеля.
И что теперь делать с телом?
Бежать! Просто бежать! Но куда? Одной не уйти по чеченским тропам.
Или – пусть подумают, что старик умер от нормального удара – апоплексического. Нет же у них здесь судмедэкспертизы. Вскрытий не делают!
Клава на кошме оттащила тело в спальню. Прибрала, чтобы не оставалось следов тяжелого волока. Счастье, что старик жил один. Были бы жены и невестки – бабы давно бы подглядели, что постоялец – не мужчина.
Синяка на шее видно не было. Значит, правильно учили: смертельный шок наступает от удара по нервному сплетению. А видимость нормальная: лег спать старик – и умер. Милостивую смерть послал Аллах!
Вот пусть чеченцы и носятся здесь со своим Аллахом. А Клаве должен помочь в такой крайности её православный Бог.
Вся Троица дружно вместе. И Богоматерь. Любви должна покровительствовать Богоматерь. Хоть Она и Дева, но должна же понять!
* * *
Теоретически некоторые земляне – из тех, кто пообразованнее – понимают, что их обитаемая планета – не единственная во Вселенной. Но только – теоретически. Повседневно же они живут так, будто они – единственные. И услужливый Бог постоянно занимается только их делами. А жители других планет если и существуют, то опять-таки заняты исключительно земными делами: инопланетяне прибывают либо для того, чтобы просветить землян, либо – чтобы поработить.
Когда-то на первых обитаемых планетах Господствующее Божество старалось прислушиваться к молитвам, поминутно творить добро – и не радо было, что ввязалось. Задергали так, что уже казалось, лучше быть последним бедняком на планете, которого все оставили в покое, потому что он никому не нужен, чем всемогущим Божеством, Которого каждый ленивый планетянин вызывает по сто раз в день! И как разом удовлетворить всех, когда заявки поступали прямо противоположные?!..
Зато противоположные заявки и надоумили Его изобрести саморегуляцию внутри живых систем с помощью борьбы за существование: пусть побеждает тот, кто сильнее хочет. И – отдохнуло наконец. Но с тех далеких пор и осталось в Нем пренебрежение к жадным планетянам, которые вечно просят и просят.
* * *
Старика-учителя и в самом деле похоронили без всяких подозрений – то ли помогла Богородица, то ли наивность соседей и родственников. Клава заново побрила голову, истребив отросший было ежик. её бритая голова, она понимала, служит главным доказательством её принадлежности к мужскому сословию – за неимением иных.
Но молоденькая Асият, жившая через плетень, пленилась и этим минимальным набором мужественности. Заигрывала она простодушно:
– Доктор, посмотри, рука болит, да?
И обнажала плечико.
Клава успокоила было:
– До свадьбы заживет.
Но Асият очень заинтересовалась:
– А когда свадьба, знаешь, да?
Половина села в развалинах; рассказывали, брат у нее убит – а ей замуж хочется.
– Жених-то у тебя есть? К такой красавице неужели не сватаются?
Клава спросила сходу, и пожалела: сейчас услышит, что жениха убили проклятые русские!
Но услышала совсем другое:
– Был один. А что с него толку: один-два барана угнать не может!
Пренебрежительный тон соответствовал русскому: «Гвоздя в стенку вбить не умеет!»
Асият состроила гримаску, вспомнив о никчемном ухажере, и завела свое:
– Доктор, посмотри, какая рука болит!
Два дня после похорон Клава жила одна в доме, а потом явились наследники старика. Муж с женой и шестеро детей.
Клава сразу почувствовала, что она не понравилась новой хозяйке. По-русски та не говорила или делала вид, и после резких её монологов муж перевел:
– Место много занимать один. Дети здесь спать, ты в угол тоже. Да!
И в тот же вечер вернулся Муса.