– Этого только недоставало! Ты согласен?
– Что за вопрос? Рассказывай свою историю, сын мой!
Антуан говорил долго. Это позволило журналисту съесть три четверти паштета из рябчика и опустошить первую бутылку. По его внимательному взгляду можно было понять, насколько он заинтересован.
– Я постараюсь сделать все как можно лучше! – сказал он, когда Антуан принялся есть в свою очередь. – Мне будет легче сделать это, чем тебе, она ведь меня не знает.
– Будь осторожен! Она тебя уже заметила в холле отеля, и я боюсь, что ты личность незабываемая.
Тем не менее, в полночь, ложась спать, Антуан чувствовал себя уже спокойнее. Лартиг был ловок, осторожен и скромен, когда надо. Кроме того, история с портретом должна была скрыть истинную причину его миссии, носившей гораздо более тайный характер. Он надеялся долго не задерживаться под небом Кастилии... Завтра перед отъездом он позвонит мадам Лекур и Орхидее, чтобы поприветствовать их и объявить о своем кратком отсутствии.
Несмотря на это, не мог сомкнуть глаз всю ночь. Если с Орхидеей что-нибудь случится, он никогда себе этого не простит...
Глава VII Люди с авеню Веласкес
Контора метра Дюбуа-Лонге, нотариуса с бульвара Осман, была своего рода образцом: светлые аккуратно убранные кабинеты, пахнущие мастикой, самые современные пишущие машинки, одетые с иголочки служащие. В кабинете самого нотариуса, обставленном комфортабельной английской мебелью, с толстым мягким ковром и тяжелыми бархатными шторами, царила тишина, располагающая к доверительным отношениям с солидными клиентами, производящая впечатление на мошенников, усмиряющая страсти во время волнительного чтения завещаний. Более того, за дверями старинного кабинета можно было найти все, чтобы оказать помощь во время обморока, скрепить договор или удачную сделку. Сам метр Дюбуа-Лонге, с его безукоризненно скроенным фраком, ослепительно белыми манжетами, накрахмаленным воротником и золотой цепью от часов, производил впечатление преуспевающего человека. Способствовала этому и как бы вскользь оброненная фраза, что контора эта принадлежала его семье еще в эпоху Людовика XV. Это был высокий, крепкий, любезно улыбающийся человек лет пятидесяти, с красивыми темными глазами и слегка румяным лицом, свойственным людям, любящим пожить в свое удовольствие.
Он познакомился с мадам Бланшар во время обеда, на который его пригласил Эдуард, чтобы представить его жене «на случай необходимости». У него сохранились в памяти яркие воспоминания об этом обеде, так как, будучи тонким ценителем женской красоты, он был очарован ею и выразил свое восхищение при помощи одной или двух изысканных фраз, почерпнутых им в толстом словаре цитат, заученных с самой ранней юности.
Тем не менее, когда она вошла в кабинет и приподняла вуаль, впечатление было очень сильным. Это уже не было лицо улыбающейся, изысканной и счастливой хозяйки дома, а холодная и непроницаемая маска знатной азиатской дамы, пришедшей к нему, чтобы исполнить тягостную обязанность. И когда он целовал ей руку, то склонился перед ней гораздо ниже, чем обычно.
– Вы хотели меня видеть, метр? – спросила Орхидея.
– Да, хотел. Мадам; не настало ли время ознакомиться с завещанием вашего мужа? И поскольку ничто сейчас этому не препятствует... Не хотите ли присесть? – добавил он, указывая на большое кожаное кресло красного дерева, стоящее напротив его письменного стола.
Она села и приняла позу, привычную ей, и, чтобы заполнить наступившую тишину, нотариус говорил без умолку, делая вид, что ищет папку, хотя прекрасно знал, где она лежит.
– Из завещания следует, – сказал он, постучав согнутым указательным пальцем по стопке бумаг, – что вы являетесь единственной наследницей состояния покойного Эдуарда Бланшара, вашего оплакиваемого супруга. И состояния, поверьте мне, довольно значительного.
– В самом деле? – сказала молодая женщина безразличным тоном.– Должна признаться, что вы меня удивляете. Женившись на мне, мой дорогой Эдуард вынужден был отказаться от дипломатической карьеры. С другой стороны, его родители порвали с ним всякие отношения, а наше благополучие, насколько я знаю, зависело от ренты, полученной в наследство от тетушки, ренты, которая переставала выплачиваться в случае его смерти...
Несмотря на суровое выражение лица своей посетительницы, метр Дюбуа-Лонге позволил себе улыбнуться:
– В таком случае, – сказал он, – непонятно, зачем ваш супруг составлял завещание. Да простит он меня, если я сегодня скажу вам, что все это неправда. Впрочем, он сам этого хотел...
– Я не понимаю вас.
– Никакой щедрой тетушки не было и в помине. Состояние вашего супруга, принадлежащее теперь вам, было оставлено ему вскоре после свадьбы его отцом, месье Анри Бланшаром, так что ваша свекровь об этом и не подозревала...
При этом известии Орхидея не смогла сохранить невозмутимость:
– Его отцом?.. Вскоре после свадьбы?.. Послушайте, метр, вся семья отреклась от Эдуарда и...
– Не вся. Действительно, ваша свекровь верховодила своим мужем, но гораздо меньше, чем думала. Перед вашим приездом во Францию ко мне пришел месье Бланшар-старший, который с моей помощью передал в дар Эдуарду часть своего состояния в акциях, ценных бумагах и облигациях, способных принести ему вполне приличный доход. Кроме того, он ему передал в дар дом на авеню Веласкес, где вы занимаете квартиру. Все это наследуете вы, согласно завещанию вашего супруга...
– Метр, метр! Я перестаю что-либо понимать. Вы хотите сказать, что месье Бланшар не был против нашего брака?
– Он мне ничего не говорил по этому поводу. Все, что я могу сказать, так это то, что он любил своего старшего сына, и сама мысль, что сердечное влечение может сделать его нищим, была ему невыносима.
– Но его жена? Я хочу сказать, мадам Бланшар...
– Она ничего не знала об этом и продолжает оставаться в неведении... Хотя я в этом сомневаюсь...
– Почему?
– Приехав сюда, месье Этьен Бланшар пришел ко мне, чтобы навести справки о наследстве своего брата. Справки, которые мне было запрещено давать до особого разрешения комиссара Ланжевена. Тем не менее его вопросы давали повод предположить, что ему было что-то известно о щедротах его отца...
– Минуточку, метр! Насколько я знаю, месье Бланшар-старший еще жив?
– Жив. Хотя и болен уже какое-то время.
– Но ведь теперь, когда его сын не может больше пользоваться его состоянием, он может взять назад свой дар?
– Мне это кажется затруднительным, так как он выразил свою волю достаточно ясно: в случае смерти Эдуарда все должно отойти его прямым наследникам, то есть вам, поскольку у вас нет детей. Заметьте, я не хочу сказать, что нельзя подать иск и опротестовать завещание вашего супруга, но я в это не верю.
– Я не могу быть столь уверенной в этом. Вы произнесли слово «дети», но, к несчастью, Бог мне их не дал. Эти люди сделают все возможное, чтобы вернуть свое состояние, и я не буду этому противиться. Мне неприятно быть им должной.
– Позвольте мне сказать, что это глупо и что ваш супруг был бы очень огорчен, услышав ваши слова, так как он хотел видеть вас счастливой и избавить от всяких забот.
– Я уверена, что вы правы, но что будет, если меня осудят и вынесут приговор?
– Тогда, конечно, вы ни на что не будете иметь право. А также в случае, если... с вами что-нибудь случится, все вернется дарителю. Я вам советую принять его, мадам. Вы сейчас бедны или в ближайшее время станете таковой. Во всяком случае вам сейчас принадлежит все, что находится в вашей квартире, ваши драгоценности и некоторая сумма денег от вложений, сделанных Эдуардом Бланшаром, не считая страхования жизни, которым также не стоит пренебречь. На это Бланшары не имеют никаких прав, и я готов ссудить вам необходимую сумму денег. Похоже, что вам это больше подходит?
– Действительно, – взгляд молодой женщины посветлел.– Не откажусь. Моя подруга дала мне кое-что из одежды, и я хочу ей за это заплатить. С другой стороны, если ничто этому не мешает, я хочу вернуться в дом на авеню Веласкес. Мне необходимо... вернуться к себе домой.
– Это очень понятно и вполне возможно. Я велю снять печать. Но вам придется немного подождать. Вы знаете, конечно, что ваш дворецкий был убит, а его жена находится в больнице Сальпетриер и не может приступить к службе. Вы не можете жить одна в такой большой квартире.
– Я не пуглива. Что касается прислуги, то много человек мне не нужно. Кастелянша, которая приходила каждый день после обеда и приводила в порядок мою одежду, найдет женщину для ведения хозяйства. Этого вполне достаточно, пока я буду в Париже.
– Вы хотите уехать?
Орхидея молча кивнула головой, ничего не объяснив.
Лицо нотариуса расплылось в улыбке:
– Это превосходная идея, и я могу ее только поддержать. Пока вы еще молоды, нельзя замыкаться в себе, надо поездить по свету!