– Что скажешь? Ничего штучка, а?
Капрал рванул шинель и куртку на груди у Вири, Пуговицы запрыгали, как жареная кукуруза. Капрал сунул руку за пазуха Билли, как будто хотел вырвать громко бьющееся сердце, но вместо сердца выхватил непробиваемую Библию.
Не пробиваемая пулями Библия – это такая книжечка, которая может уместиться в нагрудном кармане солдата, над сердцем. У нее стальной переплет.
* * *
В кармане брюк у Вири, капрал нашел порнографическую открытку – женщину с пони.
– Повезло коняге, а? – сказал он. – М‑ммм? Тебе бы на его место, а? – Он передал картинку другому старику:
– Военный трофей! Твой будет, твой, счастливчик ты этакий!
Потом он усадил Вири на снег, снял с него солдатские сапоги и отдал их красивому мальчику. А Вири отдал деревянные сабо. Так они, и Билли и Вири, оказались без походной обуви, а идти им пришлось милю за милей, и Вири стучал деревяшками, а Билли прихрамывал – вверх‑вниз, вверх‑вниз, то и дело налетая на Вири.
– Извини, – говорил тогда Билли или же:
– Прошу прощения.
Наконец их привели в каменную сторожку на развилке дорог. Это был сборный пункт для пленных. Билли и Вири впустили о сторожку. Там было тепло и дымно. В печке горел и фыркал огонь. Топили мебелью. Там было еще человек двадцать американцев; они сидели на полу, прислонись к стене, глядели в огонь и думали о том, о чем можно было думать – то есть ни о чем.
Никто не разговаривал. О войне рассказывать было нечего. Билли и Вири нашли для себя местечко, и Билли заснул на плече у какого‑то капитана – тот не протестовал. Капитан был лицом духовным. Он был раввин. Ему прострелили руку.
* * *
Билли пропутешествовал во времени, открыл глаза и очутился перед зеленоглазой металлической совой. Сова висела вверх ногами на палке из нержавеющей стали. Это был оптометр в кабинете Билли в Илиуме. Оптометр – это такой прибор, которым проверяют зрение, чтобы прописать очки.
Билли заснул во время осмотра пациентки, сидевшей в кресле по другую сторону совы. Он и раньше иногда засыпал за работой. Сначала это было смешно. Но потом Билли стал беспокоиться и об этом, и вообще о своем душевном состоянии. Он пытался вспомнить, сколько ему лет, и не мог. Он пытался вспомнить, какой сейчас год, и тоже никак не мог.
– Доктор, – осторожно окликнула его пациентка.
– М‑ммм? – сказал он.
– Вы вдруг замолчали.
– Простите.
– Вы что‑то говорили, а потом вдруг остановились.
– М‑мм.
– Вы увидали что‑нибудь страшное?
– Страшное?
– Может, у меня какая‑нибудь страшная болезнь?
– Нет, нет, – сказал Билли, которому ужасно хотелось. спать. – Глаза у вас отличные. Нужны только очки для чтения.
И он велел ей пройти в другой кабинет, в конце коридора: там был большой выбор оправ.
* * *
Когда она вышла, Билли отдернул занавески н не понял, что там, на дворе. Окно закрывала штора, и Билли с шумом поднял ее Ворвался яркий солнечный свет. На улице стояли тысячи автомобилей, сверкающих на черном асфальте. Приемная Билли находилась в здании огромного универмага.
Прямо под окном стоял собственный «кадиллак» Билли «Эльдорадо Купэ дэ Виль». Он прочел наклейки на бампере. «Посетите каньон Озейбл», – гласила одна. «Поддержите свою полицию», – взывала другая. Там была и третья, на ней стояло: «Не поддерживайте Уоррена». Наклейки про полицию и Эрла Уоррена подарил Билли его тесть, член общества Джона Бэрча.