— Я лежал под столом и прекрасно все видел!
— Обызгадь его! — взревел Папа. Стражники кинулись к Ретифу, вывернули карманы его саронга, подобрали упавший на землю вчетверо сложенный листок.
— Аг-га! — вскричал Папа, развернул записку, пробежал ее глазами. — Гонзбирация! — завопил он. — У меня бод нозом! Заговадь его в гандалы!
— Протестую! — Петлякат вытянулся во весь рост. — Нельзя заковывать дипломатов в кандалы каждый раз, когда они допускают в своей работе некоторые оплошности. Разрешите, я сам с ним разберусь, Ваша Надменность. Обещаю, что виновный получит строгий выговор с занесением в личное дело…
— Боги должны болучидь до, чдо им бричидаедзя бо браву! — громовым голосом сказал Папа. — Завдра — велигий браздниг Зреды…
— Завтра четверг, — поправил Папу Магнан.
— Завдра зреда! Зегодня зреда! Наздоящим бовелеваю, чдо взю неделю будед зреда, черд ее бобери! И гаг я уже объявил, эдод дерри зданед учазднигом церемонии. Дагова Бабзгая воля! И хвадид зо мной зборидь!
— О, так он станет участником церемонии? — Петлякат облегченно вздохнул. — Это другое дело. Думаю, денек-другой мы спокойно можем без него обойтись. — Посол усмехнулся тонкой дипломатической усмешкой. — Корпус всегда поддерживал религиозные учения, в какой бы форме они ни выражались…
— Издинные Боги — эдо хугзгие Боги, глянусь Богами! — на весь сад заорал Папа. — Езли я еще раз узлышу из двоих узд ерезь, я бредам дебя анафеме! Бригазываю увезти эдого дерри в храм и бодгодовидь его г ридуалам зреды! Оздальных зодержадь дод арездом, бога боги не объявяд звою волю!
— Господин посол, — сказал Магнан дрожащим голосом и дернул Петляката за рукав ночной рубашки. — Неужели вы допустите, чтобы Ретифа…
— Его Надменность хочет спасти лицо, — конфиденциальным тоном сообщил посол и подмигнул Ретифу. — Не беспокойтесь, мой мальчик. Можно считать, вам повезло: увидите отправление хугских религиозных обрядов, так сказать, изнутри, наберетесь опыта…
— Но… но… — неуверенно произнес Магнан, — если его сварят в масле, зачем ему опыт?
— Немедленно замолчите, Магнан! Я не потерплю слюнтяев в нашей организации!
— Спасибо, что подумали обо мне, мистер Магнан, — сказал Ретиф. — У меня все еще есть мой амулет на счастье.
— Голдовздво? — рявкнул Папа. — Даг я и думал! — Он слегка повернул голову, уставился на Петляката одним глазом. — Увидимзя на церемонии. — Он перевел взгляд на Ретифа. — Зам бойдешь или огажешь зобродивление?
— Ввиду количества пистолетов, на меня наставленных, — ответил Ретиф, — я, пожалуй, не стану оказывать сопротивления.
В маленькой камере было темно и сыро. Руки у Ретифа затекли от наручников; он сидел на деревянной скамье перед небольшим столом, на котором стояла бутылка дурно пахнущего вина. Из-за стены доносились легкие ритмичные постукивания Ретиф сидел в камере уже больше двенадцати часов, и, по его подсчетам, религиозный обряд, в котором он должен был принять непосредственное участие, мог состояться с минуты на минуту.
Постукивания участились, стали слышнее. Раздался неприятный царапающий звук, словно кто-то провел ногтем по стеклу; затем наступила тишина.
— Ретиф, ты здесь? — спросил из темноты тоненький голос.
— Привет, Франтспурт! Заходи в гости! Я рад, что тебе удалось удрать от жандармов.
— От этих недотеп? Ха! А в общем-то, Ретиф, у меня плохие новости…
— Выкладывай, что случилось, Франтспурт. Я — весь внимание.
— Сегодня — праздник, и старый Шизик решил одним махом покончить со всеми своими неприятностями. Хуги уже много месяцев строят Выкуриватель, стаскивают к нему все подряд, начиная от тряпья и кончая старыми автомобильными шинами. Когда праздник будет в самом разгаре, священники собираются поджечь этот хлам и включить помпы.