Олег какое-то время молча наблюдал за охваченными яростным вдохновением мщения мальчишками, а потом тоже заорал что-то неразборчивое, вытащил из рюкзака плазменную мину и, включив таймер, швырнул ее за проплывающий мимо штабель каких-то ящиков, подозрительно похожих на снарядные. Вторую он бросил в стадо стоящих танков, третью – просто назад, где уже намечалась какая-то погоня. На этом столь увлекательное занятие пришлось прекратить – позади шандарахнуло, в небо взметнулось облако бенгальского порохового огня, и там принялось рваться и громыхать так, что они и не заметили, как взорвалась вторая мина. Третья же взорвалась как нельзя вовремя – вслед им вывернул здоровенный танк и принялся активно водить пушкой. За ним тут же бабахнуло, ослепительное облако плазмы подняло корму танка. На какой-то миг он замер на стволе пушки, словно исполняя какой-то сумасшедший цирковой трюк, а потом неслышно в царящем вокруг грохоте перевернулся кверху гусеницами. На сей раз заорали все трое, в унисон и громко. Лагерь остался позади, под колеса летела степь – и все же им, наверное, не удалось бы уйти, если бы их бомба не взорвалась чуть ли не втрое раньше положенного срока – должно быть, какой-то джагганский сапер ошибся-таки во второй раз – первую ошибку он совершил, выбрав эту профессию.
Отъехали они уже далеко, но все равно зацепило их сильно. Борьке показалось, что его дербалызнуло током очень высокого напряжения – все вокруг вспыхнуло, неясно даже, внутри или снаружи. Он взвыл, перейдя на визг от дикой и неожиданной боли, после чего едва не опрокинул машину, но им повезло. Смертоносная волна только задела их. А вот тем, кто остался в лагере, пришлось куда хуже. Витька успел заметить, что даже нэйкельский штурмовик, уже явно нацелившийся было в погоню, вдруг кувыркнулся и камнем пошел к земле – нейробомба проняла даже его бионический мозг. Потом их догнала ударная волна – больно шандарахнула по ушам, подняла вокруг тучи пыли. Но помешать им она не могла, и, оглянувшись на секунду, Борька увидел над лагерем оккупантов несколько жирно подсвеченных снизу красным дымных столбов, а над ними, как гигантская поганка, вырастал лохматый страшный гриб.
* * *Последствия этой атаки были обширны и многообразны. К моменту ее в лагере находилось более двадцати тысяч джаго. Более пяти тысяч из них были убиты сразу, еще около восьми превратились в овощи. Нэйкельцы разработали нейробомбу так же и как психологическое оружие, которое должно было сломить моральный дух противника, обременив его массой безнадежных инвалидов. Но джаго пронять так было трудно: командование корпуса вторжения распорядилось тут же незатейливо добить всех «обезмозженных», что и было немедленно проделано. В результате, правда, общие безвозвратные потери джаго выросли до тринадцати тысяч. Все уцелевшие получили сильнейший шок и тоже надолго вышли из строя. Таким образом, агрессоры потеряли целую дивизию со средствами усиления – благодаря спонтанной выходке троих пацанов… один из которых, впрочем, был дворянином.
С пожарами, начавшимися в лагере, вести борьбу не было никакой возможности, ввиду чего сотни единиц техники, тысячи тонн боеприпасов, горючего и продовольствия самым банальным образом сгорели. Разлетавшиеся от взрывов снаряды вывели из строя несколько штурмовых челноков и оборудование развернутого у базы полевого космопорта. Но все это были мелочи по сравнению с политическими последствиями. Невероятно, но никто так и не связал случившееся с землянами – свидетелей их налета не осталось, а так как нейробомбы были разработаны нэйкельцами, на них и посыпались все шишки. Джаго обвинили союзников в диверсии, направленной против их славных, героических, непобедимых войск, отдыхавших после тяжелейших боев с многократно превосходящими силами коварного врага. Нэйкельцы, напротив, заявляли, что это джаго украли их оружие, а взрыв стал результатом попытки неумелого демонтажа, каковая, в свою очередь, была вызвана общеизвестной тупостью джаго в обращении с техникой. Слушать объяснения ни одна из сторон в принципе не хотела, к тому же среди сторкадских военных нашлось множество свидетелей, готовых словом и делом подтвердить нэйкельские обвинения – мол, ныряли в человеческое дерьмо (хотели вымыться, видимо), вытащили сундук, доброго совета не послушали, стали вскрывать молотком и зубилом, споря о том, что тут: золото или алмазы, потом бухнуло – а вы чего хотели от джаго?! В итоге, Нэйкели отказала Джаггану в поставках военного снаряжения, а джаго, оскорбленные в лучших чувствах, оперативненько и привычно растерзали нескольких попавшихся им под горячую руку нэйкельцев. Нэйкельцы снесли джагганский лагерь орбитальным ударом – и конец этому жутковатому и смешному пополам балагану положило лишь некстати начавшееся наступление землян (как меланхолично отметил кто-то из скиуттских наемников: земляне могли бы и подождать, все бы сделали за них…).
У взрыва были и более интересные последствия. Среди убитых оказалась и делегация мьюри – группка особо экзальтированных политиканов и журналистов, в очередном припадке демократической горячки прибывших поддержать «отважных борцов за свободу». Сама по себе их смерть на их же родине никого особо не опечалила, но гибель граждан Федерации в чужом военном конфликте – даром что они сами туда поперлись, никто не посылал – вызвала грандиозный скандал. И в итоге контракт на поставку Джаггану сверхтяжелых танков был сорван, а отношения его с Йэнно Мьюри основательно и радостно испорчены влиятельными силами среди самих же мьюри, желавшими улицезреть всех джаго в гробу и в белых тапочках. Они очень удачно обратили себе на пользу поднятую их же оппонентами истерику, но мальчишки ничего не узнали об этом.
Правду говоря, им чудом удалось уйти.
* * *Вначале Борьке казалось, что они лихо доедут до самого Трезубца – или, на худой конец, до передовых позиций землян. Но триумфальное возвращение героев не состоялось – Чужие быстро опомнились. Небо заполнили нэйкельские штурмовики, и машину пришлось бросить – слишком уж большая и заметная цель. Жаль – было бы просто здорово въехать в город на таком чуде, – но ничего не поделаешь, жизнь дороже. А помереть после такого подвига, никому не рассказав о нем, было бы очень обидно.
Загнав машину в какой-то овраг, они обулись и протопали еще пару километров – оставаться рядом с ней было бы неосмотрительно, – после чего, наконец, устроили привал. До рассвета оставалось еще часа два, но после бессонной ночи измотаны были все. У Борьки перед глазами все время прыгали перекошенные рожи джаго, вспышки выстрелов, взрывы, и он недовольно помотал головой. Яркие впечатления – это хорошо, но в меру, судари мои, в меру! Легко воображать себя, например, адмиралом, стоящим на мостике и бодро приказывающим лихой команде: «А ну-ка, молодцы, расклепайте мне этот броненосец!» Вспоминать, как тебе в руку толкалась изо рта чужая кровь, – это совсем другое. Нет, Борька ничуть не сожалел о содеянном – напротив, в нем было неколебимое ощущение ПРАВИЛЬНОСТИ – но теперь он отчетливо вспоминал, как часто плазменные заряды джаго проходили совсем рядом с его головой, и мальчишку начало потряхивать. Это была нестрашная, уже миновавшая жуть, но все равно приятного в ней было мало, как ни крути. Олег мурлыкал задумчиво, осматривая свое оружие:
– А здорово мы им вломили! – заметил неугомонный Витька, разувшись и вытянув гудящие ноги. – Теперь они побегут как ошпаренные!
– Это надолго, – вдруг сказал Олег.
– Что? – непонимающе повернулся к нему Борис.
– Эта война – надолго, – нехотя пояснил Олег и тоже вытянул ноги, потер коленки.
– Да ты что? – вскинулся Витька. – Сомневаешься, что мы Чужих скоро с Китежа выкинем?
– С Китежа – не сомневаюсь. Скоро. Просто сами подумайте – сколько таких вот планет под Чужими? И сами они оттуда не уйдут, их оттуда придется выковыривать. Потом и кровью. В победе нашей я не сомневаюсь. Но легкой и быстрой победы не ждите. Мы на этой войне еще вырасти успеем, попомните мое слово.
Борька обиженно прикусил губу. Это было совсем не то, что он хотел бы услышать. Но он уже имел случаи убедиться, что дворянин никогда не бросает слова зря, просто чтобы попугать или придать себе значительности. Раз он говорит, что война будет долгой, – значит, так оно и есть. Ну что ж, раз так надо…
– Я останусь дежурить, – сказал Олег. – Вы оба будете спать. До рассвета. Потом будем идти весь день.
– Я могу… – начал было Витька, но Олег оборвал его:
– Не можешь. Я же вижу. Да не бойся ты так, я же знаю, что делаю. Не свалюсь.