Лорд Игнельда если и порадовался «кладу, столь успешно скрываемому от широкой публики и специалистов», особо этого никак не проявлял. Нет, он и правда – вёл себя как-то даже уж слишком сдержанно. Чтобы не сказать – равнодушно. Спросил лишь:
– Мистер Шрифт, скажите… Если делать полную реставрацию, сколько времени, по вашим предположениям, это займёт?
– Ну… Зависит от того, сколько специалистов вы решите задействовать. Нужной квалификацией обладают здесь, на Западном побережье, не более шести-семи человек. Если нанять их всех, на собственно работу уйдёт не более двух-трёх лет.
– Понятно. – теперь лорд взглянул прямо Билли в глаза. Странно. Когда они пожимали друг другу руки, Билли мог бы поспорить, что зрачки лорда тёмно-карие, почти чёрные. А сейчас – голубые – как у него самого! – Ну а если не реставрировать, то их цена, как я понимаю, окажется… ниже. Значительно ниже?..
– Н-нет. Нет. Если в процентном отношении – то всего на несколько процентов от их продажной цены. То есть – отсутствие должной реставрации практически не снижает их рыночной стоимости. Лишь мешает визуальному восприятию. И то – для неспециалиста.
А в глазах как раз экспертов именно это – потускневшие старинные краски уникальных рецептов, сеточка патины, налёт флёра ностальгии! – и делает их столь… Привлекательными. Как правило, собственно реставрацией занимаются уже те, кто приобрёл такие полотна: Галереи искусств, или частные коллекционеры.
– Благодарю, мистер Шрифт, за исчерпывающий ответ. Вы столь… поэтично охарактеризовали… Специфику реализации старинной живописи. То есть, вы советуете – не реставрировать?
– Да. Я бы посоветовал лишь побыстрее установить в цер… э-э… В помещении, где сейчас хранятся картины, кондиционер. И автомат-регулятор влажности. Влажность почти вдвое превышает норму, а температура – выше допустимой на три-пять градусов…
Разумеется, если вы не решите перенести картины в другое, более подходящее, помещение!
– Ясно. – лорд снова сдержанно чуть кивнул, – Благодарю ещё раз. А теперь прошу меня извинить – мне нужно сделать несколько звонков.
Лорд удалился. Билли и Дорис, не сговариваясь, вздохнули.
Странно – вроде, ничего особенного лорд не делал, вёл себя корректно и вежливо, почти не разговаривал…
А всё равно Билли испытывал – а ещё он мог бы поспорить, что и Дорис до сих пор испытывает! – стеснение. Смущение. Неудобство. Как же назвать-то это странное, словно подвешенное, состояние?! Когда кажется, что твоё присутствие и поведение совершенно неуместно – ну, как если бы громко пустил ветры на собрании членов Академии!..
– Прошу прощения, леди Игнельда… Надеюсь я… Не нарушил никаких традиций, позволив себе без разрешения Лорда Игнельда забрать картину в свою мастерскую? – он боялся поднять на неё взгляд, чувствуя, как краска желания каждый раз заливает лоб и шею, и только коротко глянул в её сторону… Ничего не скажешь: ослепительна!
– Нет-нет! Не смущайтесь так, милый Билли! Лорд Игнельда всегда столь же… Неразговорчив. Наоборот, сегодня он ещё, если можно так сказать, потрясающе красноречив. Обычно из него слова не вытянешь – разве что клещами!
Они позволили себе поулыбаться друг другу. Затем Билли перевёл разговор на сад.
Сад, который правильней всё же было называть лесом, и радовал, и стеснял Дорис. С одной стороны, там можно было замечательно проводить время летними днями. С другой – более тоскливого зрелища зимой просто невозможно себе представить.
Вот уж это Билли мог понять: ему тоже казалось, что нет ничего более печального и безысходного, чем раскачивающиеся на пронзительном ветру голые ветви, чернеющие на фоне окружающего белого безмолвия тусклого зимнего неба. А когда ещё и идёт снег, и буран бросает горсти белых, словно ватных, комьев в окна, и вьюга завывает, словно стая волков, так, наверное, вообще – тоска зелёная…
Впрочем, на его вопрос Дорис рассказала, что иногда на зиму они отправляются в Швейцарию – кататься на лыжах, (Вот чего Билли никогда не смог бы представить – так это лорда Игнельда – в кричаще-ярком анораке, и – на лыжах!) и загорать.
Ну, с этим ещё – туда-сюда…
Обнаружив, что Мьюриэл и Мэрдок, неслышными тенями обслуживающие их и маячившие где-то сзади, с уходом хозяина тоже удалились, Билли решил, что для первого вечера хватит разговоров – неудобно. Может, хозяйка устала, и хочет тоже удалиться, но ей неловко оставить гостя в одиночестве.
Он извинился, пожелал Дорис спокойной ночи, и ушёл к себе. Хозяйка, как ни странно, осталась за столом. Почему бы это?..
Войдя в комнату, Билли инстинктивно почуял опасность.
Однако среагировать не успел – только он начал отодвигать голову, как на неё обрушился не иначе – Эмпайр Стэйтс Билдинг! В глазах потемнело, ноги подкосились.
Следующее туманное воспоминание – как его куда-то несут на могучем плече…
Ага, кажется гараж. Потому что вон – стоят три машины, и пахнет… Бензином, машинным маслом, и шинами. Затем послышался скрип каких-то несмазанных петель, и голос Дорис: «Сюда, Ханс! Давай его сразу на самый нижний!» Грохнула крышка – словно отвалили какой-то люк.
Билли понимал, что сейчас с ним будут делать что-то явно нехорошее. Особенно если спустят на «самый нижний», где кричи – не кричи: никто не услышит! Однако пошевелиться не удалось – он только заметил, как его начали спускать по крутым ступенькам куда-то под бетонный пол гаража, по узкому бетонированному лазу, конец которого терялся в слепящем свете ламп…
И снова уплыл в небытие.
Более-менее очнулся Билли уже лёжа на спине, в большой, пустой и гулкой комнате с бетонными стенами. Кое-где на них даже виднелись следы опалубки – похоже, здесь никто не живёт, раз не позаботились об отделке или мебели…
Сверху прямо в глаза светила мощная лампа без признаков абажура, а оглядевшись, он действительно не увидел ни мебели, ни вообще хоть чего-то. Только ещё три двери.
Да, комната была абсолютно пуста, и только он, баран беспечный, лежал в её центре неподвижной колодой, раскинувшись, словно морская звезда.
Попытавшись встать, он обнаружил, что дело дрянь.
Руки и ноги оказались прочно закованы в кандалы, а загремевшие оглушительно в тишине подвала толстые цепи крепили эти чёртовы стальные зажимы к штырям-костылям – таким же монументально несокрушимым, как в церкви.
Он принюхался. Да – ему не показалось! Пахло мочой, кровью и… чем-то звериным. Шерстью? Пожалуй, нет. Скорее, просто гниющими отбросами. Словно тут, в подвале, держат волков. Или медведей. Или ещё каких крупных хищников…
Что за дьявольщина?
Куда это его угораздило… Вляпаться? Угрожает ли что-то его жизни?!
Но ведь на дворе – двадцать первый век! Время фанатиков, и жестокого средневековья, с пытками-кандалами-ведьмами, и кровожадной Святой Инквизицией давно прошло. Да и он – достаточно заметная фигура, чтоб его можно было вот так, нагло и безнаказанно… пытать? Убить?..
Что же это за?..
Больше подумать он ничего не успел – одна из дверей открылась, и вошла… Дорис.
Что-то в ней изменилось.
А, ну да – ярче чёртовой лампы горят глаза: в них словно… Не то – фанатизм, не то – дикая радость. Предвкушение. Вот чуяла его …опа: что-то не так с этой женщиной!
– Привет, Билли. Очнулся? – тон лёгкой иронии. Отлично – он попробует поддержать эту игру.
– Да, очнулся. Дорис… Может быть, вы освободите меня, и мы предадим забвению этот… Досадный инцидент? – ну а вдруг?! Может, она лишь хотела попугать его? Или это – месть за… Непроявленные «знаки внимания»?!
– Нет. – в голосе сталь и… Точно – предвкушение! – Не для того мы столько готовились, чтобы теперь всё отменить. Да и Билл уже уехал.
– Уехал… Куда же?
– В гостиницу. Ну, ты же, – О! Она уже перешла на ты! – собирался устроиться в гостинице? Вот Мэрдок и собрал снова в сумку все твои вещи. А Билл от твоего имени вызвал такси, и номер заказал. И сейчас его увезли, и он устроится там под твоим именем. Переночует. А завтра – отправится назад в Лос-Анжелес. А, да – забыла сказать, – видя недоумённо хлопавшие глаза Билли, она издевательски усмехнувшись, уточнила, – Отправится – в твоём обличьи! И с твоими вещами и документами!
– То есть… Как это – в моём обличии?! – Билли уже кое о чём догадался, и на душе скребли не то, что кошки – тигры!
– Ну, видите ли в чём дело, мистер Шрифт… – она картинно порисовалась перед ним, потянувшись стройным телом, словно кошка, и выдержав драматическую паузу.
– Драконы-оборотни могут принимать вид любого существа, с которым вступали в тактильный контакт!.. Видите, господин эксперт, как я изящно излагаю! Вот что значит – двенадцать лет практики… Словом, достаточно Биллу пожать вам руку и услышать голос – и пожалуйста: он сможет воспроизвести ваше тело, лицо, речь… Да что там: даже состав пота! Ни один человек… Да и собака – не сможет отличить.