Такая роль, как в «Грехе греха», попадается раз в жизни. А другого мужа-гея ты всегда успеешь найти.
Татьяна шумно втянула воздух, у нее дрожали губы, еще минута – и она разрыдается.
Септембер встала, подошла к подруге и хорошенько встряхнула ее за плечи.
– Не смей реветь, у тебя отличный макияж, а ты его испортишь.
– Он меня бросает, – еле слышно прошептала Татьяна. – И передает мне полную опеку над близнецами.
– О, это ужасно! – Теперь уже Септембер схватила миниатюрную бутылочку виски. – Один из моих бывших мужей пытался это сделать, но я ему не позволила.
– У тебя есть ребенок? Септембер кивнула:
– Дочка. Но я ее никогда особенно не любила, больно уж она прилипчивая.
Татьяна в растерянности уставилась на Септембер, словно у этой эксцентричной женщины с извращенной системой ценностей были ответы на все вопросы.
– Как это могло случиться?
– Ты видела парня, ради которого он тебя бросил?
– Что-то не припоминаю...
– Должно быть, он очень хорош. А вообще это ужасно, в наше время, чтобы удержать мужика, приходится конкурировать не только с женщинами, но и с мужчинами.
Татьяна села на кровать. В словах Септембер было не больше смысла, чем в радиопомехах. В кризисной ситуации Татьяна предпочла бы поговорить с другой подругой – с Кэндис, которая действительно была способна рассуждать разумно.
– Все это так дико, я просто не могу поверить. Как я буду заботиться одна о двоих детях? Я чувствовала, просто чувствовала, что мы не должны заводить детей, я все время твердила об этом Керру, а он упорно хотел кого-нибудь усыновить. – Татьяна всплеснула руками. – А теперь он нас бросает!
– А ты не можешь отправить детей в школу-пансион? – спросила Септембер со скучающим видом, внимательно изучая собственный ноготь.
– Что ты говоришь, им всего год и три месяца! Септембер пожала плечами:
– Вот как?.. – Несколько секунд она пребывала в глубокой задумчивости. – Ты могла бы позвонить их родной матери и сказать, что передумала усыновлять.
– Скажи, у тебя есть хоть какой-то материнский инстинкт?
– Ну-у, наверное, есть. Один раз я испытывала материнские чувства к личной помощнице. Но потом мне пришлось ее уволить.
– Ладно, перестань, меня от тебя уже тошнит! – раздраженно сказала Татьяна. Септембер немного надулась. – Мне не верится, что ты вообще это предлагаешь. Я же тебе рассказывала, как было дело. Керр познакомился с матерью близнецов на поэтическом семинаре. Преподавательница браковала все ее стихотворные упражнения, потому что им не хватало эмоционального отчаяния. И тогда эта женщина решила отказаться от двойняшек, чтобы у нее появились болезненные переживания, о которых можно писать.
На Септембер рассказ произвел впечатление.
– Похоже, она очень предана поэзии.
– Нет, она просто сумасшедшая. И ее детям гораздо лучше со мной, чем с ней. Если задуматься, страшно становится, правда?
Татьяна представила себе Итана и Эверсон – мальчик и девочка, оба белокурые, оба очаровашки, оба милые невинные существа. Им нужна ее любовь, преданность и постоянная забота. Но может ли она все это дать, даже при том, что у детей есть няня, да и Энрике, персональный помощник, иногда действительно помогает?
Воображение нарисовало Татьяне ужасную картину: лица двух щекастых курносиков покраснели от плача, на щечках – смесь слез и соплей. Татьяна умела только одно: подносить к их ротикам бутылочки с сосками. Наверняка мать должна уметь гораздо больше. Может, поискать в магазине какую-нибудь книжку по уходу за детьми?
Внезапно у Татьяны закружилась голова, стены номера покачнулись, пол накренился. Наверное, это транквилизатор в смеси с виски так на нее подействовал. И еще нервное потрясение добавилось.