Сначала Эфий просил, чтобы его перевели к старому Хаммону, потому что тот один мог бы рассказать ему, что происходит. Но люди в масках его не понимали, только улыбались и пробовали успокоить.
А еще клеомедянин хорошо чувствовал, что все они сейчас находятся глубоко под землей, как тогда, в каверне, а наверху сменяются день и ночь, а может, даже идет дождь.
В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот заснет, закружилась голова. Эфий подождал, но сна не было. И еще что-то звало его наверх, он понял, что не найдет себе места, пока не подчинится зову. Пришлось вставать и красться к двери, чтобы не услышали дежурящие в коридоре люди в белом. Они не услышали. Эфий аккуратно проскользнул прямо у них под носом и помчался наугад.
Снаружи не было дождя, у горизонта висела раздутая оранжевая луна, вся в ямах, пятнах, похожая на жилища духов, иногда появлявшиеся в небе над его родной Солнечной скалой. А вот воздух оказался ватным и пресным. Ветер шевелил траву на полоске живой земли вдоль дорожного покрытия, играл листвой небольших плотных кустиков — и совсем не чувствовался…
И Эфий снова побежал, легко и без всякой устали, как тогда, когда мальчишки побили его на пастбище. И сейчас мир светился словно через тонкую, отдающую зеленцой пленку, сиял сказочно и таинственно, как сама луна. Но вдали, на поле, творилось что-то странное…
Юноша спрятался за башней.
Иной раз, бывает, взглянешь на небо — а там среди россыпей звезд чернее самой черноты проступают пятна, рваные и безобразные. И ничего не видно за ними.
Вот сейчас там, на поле, в небо уходило что-то длинное, как ствол гигантского тысячелетнего дерева, закрывая своей темнотой все, что творилось за ним, хотя Эфий точно откуда-то знал, чувствовал: оно прозрачно. Прозрачная чернота, как разрыв в воздухе, порог жилища злого духа, за которым смерть…
Убедившись, что «дерево» не меняет своей формы и не показывает враждебности, пастух осмелел. Ему захотелось узнать, что же это такое.
Едва касаясь ступнями земли, Эфий снова побежал.
«Ствол» был и не был одновременно. Он высился, будто гигантская метка чего-то, что могло бы быть или когда-то было на этом месте. Под этим стволом уходила на немыслимую глубину такая же гигантская яма, которой тоже не было, но которая была.
«Я уснул! — понял клеомедянин. — Я уснул, и все это мне приснилось!»
И тут же в подтверждение его слов из-за «ствола» вылетело что-то серебристое, ярко светящееся. Оно было высоко, у него был длинный хвост, терявшийся далеко позади него, и переливающаяся радужная оболочка. Оболочка эта коконом обвивала светящийся силуэт и, кажется, оберегала его. Самое главное, что очертания силуэта напоминали человеческую фигуру. И фигура эта изучала черное «дерево» и яму под ним.
«Это ведь тот человек, который часто приходил ко мне! — сам не зная как угадал Эфий, изумленно уставившись на свет. — Он тоже здесь!»
Внезапно хвостатый человекообразный кокон резко развернулся и замер. Пастух понял: теперь и «оно» увидело в ответ, теперь «оно» удивлено не меньше. Так значит, этот человек в белом — колдун? У них, солнцескалов, колдуны могли летать, чтобы там общаться с духами леса и стихий. И некоторые на веку Эфия тоже могли лечить, как и тот человек в прозрачной маске, со стальным взглядом и длинными волосами.
Ему показалось, что в его голове мелькнул обрывок мысли, которую он не думал, да и услышал совсем случайно. Подслушал.
«Кто это, Кристиан?!»
Это было имя. Странное имя, значившее что-то вроде «тот, кто идет за сыном Бога».
«Это и есть он, тот клеомедянин, Эфий-Нашептанный. И он меня понимает! А я, кажется, понимаю его!»
«Он что, тоже?..»
«По всей видимости, да»…
Светящийся кокон стремительно опустился прямо перед Эфием, и серебристый «хвост» обвил его несколько раз, похожий на веревку кнута. Так, вблизи, в фигуре еще явственнее проступили черты того человека в белом. Эфий протянул к нему руку и вдруг в ужасе увидел, что она тоже серебристая, полупрозрачная, светится…
Юноша вскрикнул…
…и очнулся, резко, как если снится падение, в своей кровати глубоко под землей. Все в том же изоляторе.
«Очень странный сон, — подумал он. — Только бы не забыть его! Он что-то значил!»
Но Эфий никак не мог отделаться от ощущения, что все было слишком реальным, чтобы быть просто сном…
* * *Земля, Нью-Йорк, аэропорт Мемори, сентябрь 1002 года
Возвращение походило на рывок, закончившийся ощутимым ударом тока. Тело затекло и замерзло. Откуда-то со стороны витража сильно сквозило, а покрасневшая луна окрашивала все в зале ожидания какими-то неприятными призрачными тонами.
Джоконда сидела в кресле рядом со мной, бессильно свесившись вперед и тяжело дыша. На ней этот эксперимент отразился очень жестоко.
— Лиза, ты тут? — раздался мужской голос.
Это был доктор Ситич, помощник Вертинской.
— Тебе какую? — массируя плечи Джо, бодро откликнулась она. — Просто Лизу или Мону Лизу?
Ситич немного замешкался, потом понял, усмехнулся и сообщил:
— Да хоть обеих. Там спекулата выявили… то есть, как бы это сказать? Он сам выявился… Короче говоря, вам на это взглянуть нужно. А чего вы впотьмах?
Джоконда подняла голову, отбросила за плечи тяжелые пряди волос и посмотрела на меня.
— Надеюсь, они не приняли за спекулата этого мальчика-клеомедянина?
У меня почему-то тоже мелькнула эта мысль, когда я услышал фразу Ситича.
— Клеомедянина? Дикаря Эфия, что ли? — изумилась Фанни. — А он каким боком к…
— Идем, — сказала ей Джоконда, вставая с кресла. — Разберемся.
А мне так хотелось посоветоваться с ней насчет той странной, не видимой физическому глазу пустоты под землей на летном поле. Да не просто пустоты, а ямы, в которую будто бы вставлен гигантский цилиндр, уходящий высоко в небеса. Он затмевал своей чернотой пространство, но… его тоже «не было»! И сейчас его нет, отсюда прекрасный обзор на то самое место… Жаль, что я не успел его обследовать! Надо было отпустить Джоконду и попробовать дальше без ее помощи. Вдруг получилось бы?
В холле чувствовалось оживление. Свет включили на полную яркость, видно было, что на ноги подняты все: и действующие дежурные из ВО, и те, кому положено было отсыпаться до своей смены.
Спекулат сидел под конвоем троих бравых сержантов. Спекулат был андроидом из сервиса аэропорта. Спекулат казался неимоверно подавленным. Это стало первым случаем такого рода: до сих пор они копировали только людей; но расчет был верным — кто их, «синтов», додумается тестировать или брать у них анализы? И второе — то, что он сдался сам, если верить словам доктора Ситича, — тоже произошло впервые за всю историю этой необъявленной бактериологической войны.
— Кто вы? — без предисловий спросила Джоконда, подойдя к спекулату.
Он поднял голову, смутно поглядел на нее и снова скорчился, сжимая руками правый бок.
— Я человек… Оскольд Льи…
— Вас били?
Конвоиры возмущенно зароптали, хотя один из них (я видел по его лицу) не прочь был бы наподдать фальшивому «синту». Оскольд отрицательно покачал головой и простонал, что у него страшно болит живот.
— Он во сне бредил на чужом языке, — объяснил Ситич. — Его услышали, и он во всем сознался. Просит помощи.
Я услышал, как за левым плечом у меня фыркнула Фанни, а за правым кашлянула Вертинская. Джоконда оглянулась на нас:
— Синьоры медики, принимайте решение. Если откажетесь заниматься им, я не буду настаивать.
— Ну да, ну да… — едва слышно пробурчала Фаина. — Он как свидетель нужен, а она здесь спектакль разыгрывает…
Джоконда отошла к троице подчиненных и сложила руки на груди. Чезаре зевнул, удостоил меня недружелюбного взгляда, но недолго: его тоже интересовала персона спекулата.
Вертинская приказала найти нам свободный кабинет, мы с Ситичем отправились за необходимым оборудованием, а несколько бравых ребят из ВО быстро навели порядок в холле, проводив работников аэропорта в их секцию.
— Посмотри, Крис, — отодвигаясь от кушетки с лежащим спекулатом, позвала Лиза, когда мы втащили аппаратуру в бокс. — Оба посмотрите, — добавила она Ситичу. — Я что-то не понимаю…
Приборы оживленно засветились. Ситич пальпировал живот стонущего спекулата и морщил лоб в раздумьях. Потом то же самое сделал я и не нашел никаких изменений. Просто Оскольд Льи испытывал сильные боли справа, и это совершенно точно не было симуляцией. У него помимо всего был жар. Даже при легком постукивании по коже больной вскрикивал.
— Лиз, я бы сказал, что у него воспаление аппендикса, — сказал доктор Ситич. — Все симптомы острого аппендицита, если бы… кха-кха… если бы у него анатомически был хотя бы предусмотрен червеобразный отросток…