«Господи, только не дай ему умереть, прежде чем папа встретится с ним», — молил про себя Бенджамин.
— Наш отец не переставая искал тебя с тех пор, как ты исчез из Эспаньолы. Мы всегда считали, что ты оказался где-то очень далеко от поселений тайно. Твой дядя Гуаканагари послал людей на поиски. Тебя искали даже на Кубе и на других близлежащих островах.
Бенджамин заметил, что, несмотря на ужасную боль, которую Наваро сносил стоически, на лице его читалось недоверие.
— Ты назвал меня Наваро. Это мое туземное имя? Оно не похоже на кастильские имена.
— Это имя народа тайно.
— Чтобы хоть как-то отвлечь раненого от страдания, Бенджамин начал рассказывать ему о народе тайно, одновременно извлекая из раны осколки металла.
— Вы переносите боль так терпеливо, как будто давно привыкли к этому. Как давно вы стали солдатом?
— Впервые я узнал, что такое кровь, в одиннадцатилетнем возрасте, — объяснил Риго, пересыпая свою речь новым потоком проклятий, поскольку Бенджамин снова принялся за рану. Превозмогая боль, он продолжал: — Вы так говорите об этих индейцах, словно сами жили среди них. Моя мать еще жива?
Во взгляде доктора читалось сожаление:
— Она умерла, когда тебе было всего несколько месяцев, во время восстания в Карагуа — это юго-западная провинция Эспаньолы. Алия была женой известного военачальника и сестрой самого Гуаканагари. Ты происходишь из королевского рода, — сказал Бенджамин, внимательно наблюдая, как Наваро отреагирует на это.
И снова циничная жесткая улыбка возникла на его лице. Было видно, что он из последних сил пытается не потерять сознание.
— Тайно, — пробормотал он так, словно пробовал слово на вкус и нашел его горьким.
— Ты говоришь с севильским акцентом. Как случилось что ты оказался здесь? — спросил Бенджамин, пытаясь переменить тему и избежать расспросов, которые могли бы расстроить его брата. Очевидно, весть о том, что в его жилах течет индейская кровь, не доставила ему большого удовольствия.
— С тех пор, как себя помню, я жил в Севилье. Меня воспитали Изабель и Педро де Лас Касас. В этой семье все были очень добры ко мне. Я не чувствовал себя одиноким или отверженным. Это чувство появилось гораздо позже, когда я стал старше и начал играть на улице с другими детьми. С ними я понял, что значит моя туземная кровь. Только голубые глаза, доставшиеся мне от предков, спасли меня от рабства — участи многих индейцев.
Бенджамин вдруг осознал, что судьба привела его к брату именно в тот город, из которого был изгнан их отец.
— Наш отец родом из Севильи.
— Это большой город. Неудивительно, что я никогда не встречал никого из вашей семьи. Я вертелся все больше в бедных кварталах. А ты, доктор, выглядишь так, будто вырос в более процветающей части города.
— У нас не осталось родни в Севилье. Мои родители вместе с другими колонистами отправились к индейцам. Эспаньола — это истинный рай, Наваро. Потерпи, и ты увидишь его, — сказал Бенджамин, вспоминая благодатную землю своего детства,
— Не будь так уверен, что я пойду с тобой. И мое имя — Риго. Родриго де Лас Касас, капитан имперской армии генерала Пескары.
Бенджамин начал накладывать тугую повязку на промытую рану, чтобы остановить кровотечение, и его пациент потерял сознание.
Бенджамин обернулся и увидел входящего в дверь невысокого, хорошо сложенного человека в военном облачении.
— Фернандо Франциско де Авалос, маркиз де Пескара, к вашим услугам, доктор.
Пескара, внимательно посмотрев на Бенджамина, перевел взгляд на лежащего без сознания офицера.
— Ваш капитан тяжело ранен. Нет ли лучшего помещения для него, чем этот грязный сарай? — спросил Бенджамин.