Наоборот, он просил ее припомнить еще что-нибудь из забавных историй или случаев из ее жизни, чтобы; украсить ими свои речи. Когда же ей удавалось вспомнить что-нибудь остроумное или хотя бы умное, он наскоро записывал и передавал Мортимеру.
Что касается отношений Констанс с виконтом Кавендишем, то для него она была просто невидимкой. Диши (она так и не осмелилась называть его этим шутливым именем, хотя сам виконт, по мнению Констанс, был начисто лишен чувства юмора) даже не поднимал на нее глаз, когда они собирались за столом на завтрак, ленч или ужин, и не обращался с ней прямо. Он даже не делал вид, что помнит о ее существовании. Если он и следил за ней, то делал это так, будто смотрел сквозь нее, как бывает с человеком, который задумался о чем-то и уставился неподвижным взором на любой попавшийся в его поле зрения предмет.
Герцогиня обращалась к ней, лишь когда давала указания или хотела что-то от нее узнать. Констанс надлежало молча выслушивать указания и наставления.
– Аристократка, когда пьет чай, всегда держит чашку вот так, чтобы ее мизинец находился в таком положении. Иначе это будет выглядеть вульгарно. Леди всегда можно узнать по осанке. Настоящая аристократка не сутулится… Никогда нельзя опускаться до личных бесед с прислугой. Говорить с ними следует соответственно их рангу. Они не ждут от нас, что мы будем называть их по имени, и не станут вас уважать, если вы это сделаете.
Констанс выслушивала все с вежливым интересом, внутренне вступая в спор с герцогиней почти по каждому вопросу. Особенно запомнился оттопыренный мизинчик во время чаепития. Лично ей это казалось глупым и манерным. Аристократки не горбятся? А как же леди, которых она видела в летний сезон на пляжах Кауса, не говоря уже о коронованных принцах и принцессах? Они сутулятся на своих шикарных яхтах, сутулятся, танцуя на балах и совершая прогулки. Никогда не называть горничных по имени!
– Стелла, куда запропастилась моя голубая левая туфелька? – крикнула Констанс и, подняв платье, встала на колени и заглянула под кровать.
Молодая горничная явилась немедленно. На ее круглом румяном лице была, как всегда, веселая улыбка. Стелле удалось сохранить деревенскую непосредственность – от веселого добродушия и желания всем угодить до простодушных и искренних оценок того, что происходит в Гастингс-Хаусе.
– Голубая туфелька, мисс? – Она вдруг подбоченилась. – На что это похоже, мисс? Вы стоите на четвереньках в своем голубом платье?
Констанс подняла голову и, конечно, ударилась о край кровати. Обе поморщились.
– Я не могу найти вторую туфлю, – пожаловалась она, потирая ушибленное место.
Не говоря ни слова, горничная подошла к туалетному столику и достала из-под него туфлю. Не проронив ни слова, она протянула ее Констанс.
– Спасибо, Стелла, – улыбнулась Констанс, обувая туфлю. – Как тебе нравится это платье? Еще одно из тех новых, что заказала герцогиня. Мне кажется, она заблуждается, когда думает, что на нас посыплются приглашения.
– Нет, мисс, по словам мистера Мортимера, у которого друг работает в этом ужасном журнале «Панч», все в Лондоне только и говорят, что о вас. Все хотят вас видеть, да еще как!
– Господи, что это им вздумалось смотреть на гувернантку! У всех в доме есть свои гувернантки, и готова поспорить на доллар, что никто из этих господ не обращает внимания на бедняжек. Могли бы сидеть у себя дома, не замечая их, чем ехать куда-то, чтобы презирать чужую гувернантку!
– Вы так ничего и не поняли, мисс?
– Если говорить честно, Стелла, я действительно ничего не понимаю.
– Все эти лорды и леди знают друг друга так долго, что уже давно осточертели сами себе. Они хотя и взрослые, но на самом деле так и остались детьми, которые между собой переженились. Каждый из них уже с детства играл друг с другом, как их отцы и матери.