— Здравствуйте, Гартуэйт, — сердечно приветствовал его Рейберн, протягивая руку. — А я и не знал, что вы уже вернулись из Парижа!
— Вообще-то я собирался повидаться с вами сегодня днем, — заметил Вильям Гартуэйт.
— Простите, но я уезжаю на весь уик-энд, — сказал Лайл. — А у вас что-нибудь срочное?
— Да нет, вам не стоит менять свои планы, Лайл. Это вполне терпит до понедельника.
— Ну вот и пусть потерпит! — с улыбкой произнес Рейберн.
Он уже собирался отойти от Гартуэйта, но в этот момент тот произнес нечто такое, отчего ноги Лайла буквально приросли к полу.
— Я полагаю, вы уже слышали о том, что произошло в Париже с Джорджем Давенпортом?
— Нет… — с замиранием сердца ответил Лайл.
— Вчера с ним случился сердечный приступ, и вечером того же дня он скончался!
— Боже правый!
Это восклицание невольно сорвалось с уст Рейберна Лайла.
— Эта смерть будет тяжелым ударом для всех, кто его знал, — печальным тоном добавил Вильям Гартуэйт, — но больше всего, разумеется, для его вдовы…
Тут кто-то обратился к нему с вопросом, и, воспользовавшись этим, Рейберн поспешил удалиться.
Сообщение Вильяма Гартуэйта задело его больше, чем он того ожидал. Молодому человеку припомнилось, как не однажды с презрительной гримаской на лице Элоиза говорила:
— Джордж такой мнительный! Он воображает, что у него больное сердце. Какая чепуха! Это просто несварение желудка. Он слишком много ест и слишком неумеренно пьет…
Однако, как выяснилось, дело было вовсе не в желудке. И вот теперь, когда Джорджа Давенпорта не стало, Рейберна не покидало тоскливое ощущение, что эта неожиданная смерть мужа его любовницы чревата для него серьезными последствиями.
Возвращаясь к себе на Куин-Эннс-гейт, Лайл чувствовал себя так, словно у его ног внезапно разверзлась бездна и, если он сделает хотя бы один неосторожный шаг, он непременно в нее угодит.
Время уже поджимало. Молодой человек поспешно взбежал по ступенькам и не успел даже постучать, как дверь распахнулась.
— Ваши вещи уже уложены, сэр, — объявил дворецкий.
Рейберн собирался пройти прямо наверх, но в этот момент слуга добавил:
— Некоторое время назад, сэр, вам принесли письмо. Его принял не я, а Генри. Он же сообщил мне, что дело весьма срочное и требуется немедленный ответ.
Рейберн взглянул на конверт, дожидавшийся его на серебряном подносе. Ему было слишком хорошо известно, от кого пришла эта депеша.
Не узнать дорогую бледно-зеленую бумагу и мелкий витиеватый почерк Элоизы было просто невозможно.
— Так вы говорите — Генри открывал дверь посыльному? — уточнил Рейберн.
Так звали мальчика на побегушках, служившего в доме Лайла. По правде говоря, он был слегка глуповат, но дело свое выполнял исправно, хотя и не слишком расторопно.
— Да, сэр.
Рейберн некоторое время размышлял.
— Послушайте, Бейтсмен, — наконец обратился он к дворецкому. — Если кто-нибудь будет спрашивать, скажете, что я уехал до того, как принесли это письмо. Соответственно, ответить на него я не мог. Понятно?
— Вполне, сэр.
— Отлично! Так и действуйте, — напутствовал слугу Рейберн, торопливо поднимаясь по лестнице.
Удаляясь от Лондона, он чувствовал, что с каждой милей становится — по крайней мере, на время — дальше и от Элоизы.
Хорошо изучив свою любовницу, Рейберн был совершенно уверен, что в своей записке она уведомляет его о смерти мужа и наверняка полагает, что, как только истечет срок траура, они поженятся.
Вчера она не в первый раз упомянула о том, как было бы хорошо, если бы они стали мужем и женой, — об этом в минуты близости Элоиза говорила частенько.
Сам он такого желания никогда не высказывал.