- В чем дело? Кто дежурит по связи? - раздраженно кричит Зуев.
У пульта "Дежурный по связи" молодой инженер, растерянный и смущенный, запинаясь, бормочет:
- У нас все в порядке, Илья Ильич... Амплитуда...
- Это называется - в порядке?! Меня не интересуют амплитуды. Мы с Крымом не можем связаться нормально, а собираемся с Марсом говорить! Сколько это будет продолжаться, я вас спрашиваю?
- Илья Ильич, - начинает инженер, но Зуев тут же перебивает его:
- Что за помехи? Откуда помехи? Кто нам мешает? Надо найти и наказать примерно!
- Очевидно, это помехи ионосферного происхождения...
- Молодой человек, я этими делами занимаюсь без малого сорок лет, Зуев в сердцах бросает на пульт белые наушники, - почему-то раньше ионосфера не мешала. Я потребую создания специальной комиссии. Пора кончать с этим делом! У нас нет элементарной дисциплины и культуры работы!
- Не поняла? - спрашивает красивая дежурная Крымской службы Солнца.
- Это к вам не относится...
Кэтуэй холодно спрашивает с экрана по-русски, сильным акцентом:
- Мистер Зуев, когда ваша служба давала солнечный прогноз, у нас прошел сбой связи. Что это значит?
- У нас тоже прошел сбой, но что это значит, я еще не знаю. Мы разберемся и объясним...
- Но это становится регулярным...
- Простите, но я могу предъявить точно такие же претензии Хьюстону.
- В Хьюстоне все о'кей...
- И у нас тоже о'кей. Я повторяю; мы разберемся. Итак, на чем мы остановились? Прогноз на ближайшие сутки. Слушаем Крым.
- Прогноз на ближайшие сутки в норме. Ожидаемая доза от ПКИ [первичное космическое излучение] до 11 миллиардов в сутки, - так же назидательно говорит загорелая дежурная.
- У вас все? - спрашивает Зуев.
- Все.
- Тогда подготовьте мне сводку по активности Солнца на время нашего с вами сеанса. А то тут у нас собственную халтуру валят на ионосферу. - Он зло косится на молодого инженера за пультом дежурного по связи. "Гагарин" знает о запрете по хромосферным вспышкам? - спрашивает Зуев и оборачивается к одному из темных экранов.
Молчание.
- Я вызываю "Гагарин", - нетерпеливо говорит Зуев.
- Проспали сеанс на "Гагарине", - тихо шепчет Лежаве Раздолин.
Космонавты, кроме дежурного по связи Леннона, сидят на "гостевых" креслах, куда обычно сажают большое начальство, которое любит бывать здесь, особенно если существует поганая гарантия успеха какого-либо космического эксперимента.
- Я вызываю "Гагарин", - раздельно и громко говорит Зуев, нетерпеливо постукивая по пульту авторучкой.
Экран вспыхивает:
- Простите, Илья Ильич! Тут у нас...
- Что у вас? Да что это, в самом деле, сплошные сюрпризы сегодня! Тоже "амплитуды"?
- Да нет, ничего, пустяки, - на экране смущенно улыбается космонавт-испытатель.
- Запрет по Солнцу вы приняли?
- Да. У нас и нет никаких наружных работ. Все испытания корабля идут по штатной программе. Проверка аварийной системы связи закончена сегодня в 6:35, замечаний нет. - И добавляет неофициальным тоном: - У нас, правда, все в порядке, Илья Ильич... - но, говоря это, он смотрит куда-то в сторону.
- Что у вас все-таки там происходит? - недовольно спрашивает Зуев.
- Тут вентилятор батарейный взбесился. Летает, мы его поймать не можем...
- Сачком! Сачком его! - кричит Раздолин.
- Каким сачком? - оторопело спрашивает человек с экрана.
- Для бабочек.
Все смеются.
- Почему Саши так долго нет? - спрашивает Редфорд, наклонившись к Лежаве.
- Ты что, медиков не знаешь? Наши ничуть не лучше ваших, - отвечает Анзор.
Вновь загорается экран Крымской службы Солнца, и та же хорошенькая, загорелая женщина таким же "педагогическим" тоном докладывает:
- По данным системы "Дозор", сбоев связи по вине Солнца на время сеанса быть не может.
- Так, - говорит Зуев. - Спасибо. Будем искать. И найду! - Он припечатывает кулаком пульт. Пустая чашечка со следами кофейной гущи тихо звякает...
20 мая, вторник. Подмосковье.
В рабочей комнате "марсианского корпуса" Космического центра за столами, заваленными графиками и бортжурналами, Редфорд и Леннон. Входит Стейнберг, явно чем-то озабоченный, что не мешает ему, впрочем, жевать резинку.
- Нам надо посоветоваться, ребята, - хмуро говорит он, подойдя к столу Алана.
- Сейчас? - Редфорд поднимает голову.
- Лучше сейчас...
Леннон встает из-за своего стола, медленно подходит.
- Ты чем-то взволнован, Джон? - спрашивает он Стейнберга.
- Не совсем так. - Стейнберг выплевывает жвачку в руку, а потом приклеивает к пульту. - Со мной говорили наши ребята из службы безопасности и просили разузнать тут кое о чем.
- О чем, например? - спрашивает Редфорд.
- Например, о том, что за штуки делают русские со связью.
- А что они делают со связью? - не глядя на Стейнберга, спрашивает Леннон.
- В последнее время они регулярно глушат связь Хьюстона, идут сбои всей нашей телеметрии, сильные помехи даже на самых коротких волнах, искажение и полная потеря видеоканала. Сначала русские делали вид, что виновато Солнце, валили все на ионосферу, но ведь наивно думать, что все это нельзя проверить. Наши в Хьюстоне проверили, оказалось, что все это "липа". Очевидно, это они глушат нас, глушат даже систему противоракетной обороны. А это, как вы понимаете, уже не шутки...
- Но как можно предполагать, что они делают это со злым умыслом, если они и себя тоже глушат? - спрашивает Редфорд.
- Ну, это может делаться для отвода глаз... - Стейнберг неопределенно покрутил пальцами в воздухе. - Одно дело, когда ты знаешь, что сбой будет, и готов к нему, другое, когда это полная неожиданность...
- Послушай, Алан, - вступает в разговор Леннон, - даже если это не злой умысел, если они искренне не могут разобраться в этих помехах на Земле, то что мы будем делать на траектории?
- Я думаю о другом, - добавляет Стейнберг. - Что мы будем делать на траектории, если здесь, на Земле, русские действительно что-то темнят...
- Как тебе не стыдно, Джон! - резко оборачивается Редфорд.
- А почему я должен верить?! - взрывается Стейнберг. - Ты демократ-идеалист! Ты, разумеется, веришь всем этим договорам, протоколам, актам, всем этим бумажкам. А знаешь, как это все у русских называется? "Филькина грамота"!
- Что это? - спрашивает Редфорд.
- Trickery, - невозмутимо переводит Леннон.
- Они просили, чтобы мы здесь разузнали, что это за сбои и почему русские крутят, - уже тихо, примирительно сказал Стейнберг.
- Я бригадный генерал военно-воздушных сил Соединенных Штатов, - глухо, но твердо ответил Редфорд. - Я четыре раза летал в космос и просто не успел выучиться на шпиона. Передай твоим ребятам, что для выполнения этого поручения у меня не хватает образования...
- Ну, Алан, причем здесь шпионаж? - смутившись, спрашивает Стейнберг.
- А что тогда означает "разузнать"?
- Ну просто, может быть, заговорить на эту тему, посмотреть, как они прореагируют, - поясняет Леннон.
Редфорд задумался. Резко встал.
- Согласен. Пошли.
В огромном здании МИКа - монтажно-испытательного корпуса, - под сводами которого всегда гуляет эхо голосов, стоит марсианский корабль "Гагарин" точная копия того, испытания которого заканчиваются сейчас у причала орбитальной станции "МИР-4".
Сооружение это, по размерам своим близкое к морскому теплоходу, по внешнему облику не похоже ни на что, известное нам. Собранный на орбите, "Гагарин" будет летать только в пустоте космоса, поэтому у его конструкторов не было необходимости думать о том, чтобы отсеки корабля размещались компактно, а его формы были обтекаемы. Вакуум и невесомость создали новый инженерно-конструкторский стиль, породили невозможную на Земле межпланетную архитектуру, в которой впервые не спорили рационализм и свобода решений.
Корабль стоит в переплетении кабелей, проводов, в окружении пультов, приборов, в центре того лабораторного хаоса, в котором есть высокий порядок и строгая логика и который представляется хаосом лишь непосвященному.
Возле корабля у переносного пульта на круглом вертящемся табурете сидит Лежава с большой папкой документов в руках. Он что-то перекладывает, перетасовывает, вытаскивает скрепки, перекалывает. Рядом копошатся в бумагах Седов и Раздолин. В расписании занятий вся эта канцелярия значилась как "работа с документацией", но сейчас, когда неожидание явившиеся американцы затеяли этот разговор о радиосбоях, все оставили, разумеется, свои дела. Претензии американцев были совершенно неожиданны, и Раздолин поначалу даже растерялся:
- Я геолог и ни черта в этом не понимаю...
- Я тоже не специалист по связи, но не надо быть специалистом, чтобы понять, когда тебя дурачат, - резко бросил Стейнберг.
- Наверное, мы зря затеяли этот разговор, - примирительно стал замазывать его слова Леннон.
- Да как ты мог так думать! - Лежава налетает на Стейнберга со всем своим грузинским темпераментом. - Это мы тебя дурачим?!