Томаса вдруг покинуло последнее желание разговаривать с этими людьми. Политик из него как из какой-нибудь крысы…
— Примерно две недели назад в один из наших офисов позвонил человек и сказал, что видит очень странные сны.
Томас закрыл глаза. Да. Именно так все и началось.
— Он сделал вывод, что эти сны — реальность будущего, поскольку в них имеются древние книги, в которых записана история Земли. Из этих книг он узнал, в частности, какая лошадь выиграет дерби в Кентукки в этом году. Узнал до начала скачек, заметьте. Поставил на нее и не ошибся: заработал больше трехсот тысяч. Информация в исторических книгах оказалась достоверной.
Никто почему-то не засмеялся, и Томаса это удивило.
— В офис же наш он обратился по той причине, что узнал нечто пугающее, а именно — что в течение недели по всему миру начнется распространение страшного вируса, который называется штамм Рейзон. Обратите внимание — звонил он почти две недели назад, еще до того даже, как штамм Рейзон вообще появился на свет.
Странно, но Гейнса слушали.
— Никто ему, конечно, не поверил. Еще бы! И тогда он отправился в Бангкок и взял дело в свои руки. На прошлой неделе он засыпал нас доказательствами, рассказав о различных событиях до того, как они произошли.
Гейне сделал паузу. Никто не шелохнулся.
— Вчера по просьбе президента я вылетел в Бангкок, — продолжил Гейне. — То, что я видел там собственными глазами, вас просто поразило бы. Как и я, вы, вероятно, решили, что наши сограждане сейчас в крайне скверном положении. Ситуация кажется безнадежной. И если есть на свете человек, который может спасти нашу страну, леди и джентльмены, то, возможно, это — Томас Хантер. Томас, прошу!
Тот встал и вышел в проход между рядами. Поднялся на сцену, чувствуя себя скованно в черных слаксах и белой рубашке, купленных в дешевом магазинчике по дороге из аэропорта. Должно быть, он выглядит странновато. Вот человек, который видел конец света. И он так же чужд этой реальности, как Халк или Человек-Паук.
Он прикрыл микрофон рукой.
— Не думаю, — начал вполголоса, — что из этого выйдет хоть какой-то толк.
Президент смотрел на него не отрываясь.
— Заставьте их поверить, Томас, — сказал Гейне. — Пусть задают вопросы. — Затем улыбнулся и отошел.
Томас повернулся к залу. На него смотрели двадцать три пары глаз, в которых были те же смущение и растерянность, какие испытывал он сам.
На лбу выступил пот. Если эти люди почувствуют его неуверенность, они не услышат его. Он должен их убедить. Неважно, как к нему отнесутся, за кого примут. Лишь бы выслушали.
— Я понимаю, что некоторым из вас — а может быть, и всем — я покажусь сумасшедшим. Но мне все равно. — В полной тишине голос прозвучал громко. — Меня зовут Томас Хантер, и я знаю кое-что об этой ситуации. Не имеет значения, откуда я это знаю, и неважно, что все это выглядит неправдоподобным. Если вы прислушаетесь к тому, что я скажу, у вас будет шанс. Если нет — вы, скорее всего, умрете максимум через три недели.
Прозвучало это весьма уверенно. Даже нахально. Но иначе было нельзя.
— Я продолжаю?
— Конечно, Томас, — раздался у него за спиной голос президента.
Томасу полегчало. Что правда, то правда — сейчас он может предложить своей стране больше, чем любой из присутствующих в этом зале. И не потому, что жаждет взвалить на себя такую ответственность. Просто не имеет права упустить ни одной возможности. Как и все остальные.
— Благодарю вас.
Томас сдвинулся, было вправо, но вспомнил про микрофон и вернулся, всматриваясь в сидящих в зале. У него всего одна попытка, поэтому нужно изложить суть так, чтобы хотя бы встряхнуть их.
— За прошедшие две недели я прожил целую жизнь. И кое-чему научился. Понял, в частности, что большинство людей плывет по течению, которое несет их в пучины моря, навстречу гибели. Против течения выплывают только сильнейшие — разумом и духом. Отдает философией, возможно, но так говорят там, откуда я пришел, и я с этим согласен.
Он сделал паузу. Встретился взглядом с женщиной в синем костюме, после вопроса, которой на сцену вышел Гейне.
— Всех вас затянет в пучину, если вы не будете очень и очень осторожны. Вам кажется, я пытаюсь взять на себя роль духовного наставника? Это не так. Я просто говорю, что знаю. А знаю я вот что…
Женщина чуть заметно улыбнулась. Поощрительно или недоверчиво — Томас не понял, но это его сейчас не волновало.
— Если антивируса у террористов пока и нет, то будет обязательно. Так сказано в исторических книгах. Часть человечества выживет. А без антивируса это невозможно.
Томас перевел дыхание, пытаясь понять реакцию. Но различить, потрясены они его знаниями или его наглостью, было трудно.
— Еще я знаю, что Соединенные Штаты уступят, в конце концов, их требованиям и передадут оружие. Весь мир им уступит, и все равно половина человечества умрет, хотя, какая именно, я могу только догадываться. Это приведет к великим бедствиям.
Томас вещал как пророк или директор школы, поучающий нерадивых учеников. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, но в каком-то смысле он и был пророком. Возможно, ему даже было предназначено выступить тут сегодня…
— Уступив Свенсону, вы пойдете той дорогой, которая описана в исторических книгах. Вас затянет в пучину. И единственная надежда заключается в том, чтобы противостоять людям, пытающимся вас подчинить. Или вы найдете способ изменить историю, или поддадитесь течению и погибнете — как записано.
— Простите! — подал голос Ольсен, черноволосый демократ, враг президента, по словам Боба. Он нехорошо усмехался.
— Да, мистер Ольсен?
Тот захлопал глазами. Не ожидал, что назовут по имени.
— Так вы медиум? Президент теперь консультируется у медиумов?
— Я в них даже не верю, — сказал Томас. — Я всего лишь человек, который знает о некоторых вещах больше, чем вы. Например, о том, что ваша смерть через три недели будет вызвана обширным кровоизлиянием в сердце, легкие и желудок. От появления первых симптомов до смерти пройдет меньше двадцати четырех часов. Слышать такое, конечно, неприятно, но, полагаю, времени на игры у нас нет.
Самодовольная усмешка слетела с лица Ольсена.
— Я подозреваю также, что через неделю вы выступите с предложением согласиться на требования Свенсона. Об этом в книгах не написано, это мое собственное мнение. Если не ошибаюсь, вы как раз из тех, кому все остальные, здесь собравшиеся, должны противостоять.
Гейне нервно улыбнулся:
— Полагаю, Томас несколько преувеличивает. Это уникальный человек… и умный, как видите. Есть еще вопросы?
— Вы это серьезно? — спросил Ольсен у Гейнса. — Смеете развлекать нас в такое время цирковыми фокусами?
— Серьезней некуда! — В голосе Гейнса появились металлические нотки. — Сегодня мы собрались здесь потому, что не выслушали этого человека две недели назад. Он рассказал нам, что произойдет, где произойдет и по какой причине, а мы проигнорировали. Поэтому теперь я советую вам воспринимать каждое его слово, как если бы оно исходило из уст самого Господа Бога.
Томас поежился. Но, может, так и надо? Ведь они все еще не понимали, как к нему относиться.
— Так вы узнали все это из каких-то исторических книг в другой реальности? — уточнила женщина в синем.
— Как вас зовут? — спросил Томас.
— Клэрис Мортон, — ответила она, взглянув на президента. — Член конгресса.
— Ответ — да, мисс Мортон. Узнал из книг. И факты подтвердились. О штамме Рейзон я знал еще неделю назад. Сообщил в госдепартамент и в Центр контроля заболеваний. Не добившись толку ни тут, ни там, полетел в Бангкок сам. И с отчаяния, вполне понятного, похитил Монику де Рейзон — возможно, вы об этом слышали. Попытался ей объяснить, как опасна ее вакцина. Стоит ли говорить, что теперь она это понимает.
— Вам удалось ее убедить еще до того, как произошли все эти события?
— Она потребовала от меня специфической информации. Я ее предоставил. Тогда она поверила. А потом Карлос меня застрелил и забрал Монику. Сейчас они наверняка заставляют ее работать над антивирусом.
— Вас застрелили?
— Это слишком долгая история, мисс Мортон, чтобы рассказывать ее сейчас.
Гейне спрятал усмешку.
— Что ж, если это правда, если вы способны получать сведения о будущем как о свершившемся историческом факте — а я готова поверить, что способны, — скажите, можете ли вы узнать, что произойдет дальше?
— Если найду исторические книги — да. Могу.
Она снова взглянула на президента:
— И, узнав, что произойдет, мы сумеем понять, как этому воспрепятствовать, не так ли?
— Да, сумеем. При условии, что историю можно изменить.
— Мы должны считать, что изменить ее можно, иначе все это теряет смысл.