— Ну, это для нас не совсем безболезненно может пройти.
— Для обэих? — тут же спросил Гога.
— Да, нет, — вздохнул я, понимая, к чему он клонит.
Но я был согласен и на это, лишь бы разбогатеть, а врачи у нас хорошие.
— И что дэлать нужно? — заинтересованно сказал Гога, выбираясь из собачьей будки.
— Ничего особенного. Я черта призову, а ты его хватай.
— Нэт. Давай так: ты чёрта прызовы, ты его и х-хватай.
— У меня не получится, — отвечаю я ему. — Не до того мне будет.
— Ну, хорошо. Попытка нэ пытка. Только это в послэдный раз. Нэ получится — большэ нэ просы, памагат нэ буду.
Я вздохнул и сказал:
— Черт, помоги, не видишь, туфлю не могу снять?
— Какой туфля? — начал было Гога, как вдруг и в самом деле прямо из воздуха материализовалась рогатая образина и давай с меня туфлю тащить.
И больно ведь тащит, вместе с кожей. Я ору благим матом, а Гога стоит и глазами клипает.
— Да убери его от меня! — ору. — Он же мне ногу вместе с туфлей снимет.
А черт оглянулся, видит на него Гога в растопырку идет, ну и сиганул в кусты. Мы — за ним. А он к твоему дому.
Гога кричит:
— Дэржи!
Я бегу впереди него и бормочу в ответ:
— Да не ори ты! Думаешь, я знаю, как его поймать? К тому же боязно что-то. Что если он сам на нас навалится?
— Нэ знаю, — говорит мне Гога, — говорил: нэ знаю! Гэрой! Куда лэзэшь? В кустах смотри, ныкуда он нэ дэнэтся!
— Сам герой, — отвечаю ему я. — У бабки Агрофены, небось, в штаны наклал.
— Сам ты наклал. Джыгита старой бабкой нэ испугаешь, тэм болээ мёртвой.
— Ага, я видел, как ты через окошко сиганул. Пуля так быстро не летает.
— Ну тэбя, плохой ты, Шубин, чэловэк. Сам чёрта лови. Знать тэбя нэ хочу.
И он ушел. Хотел было я его догнать, да слышу — там сирена завыла, потом материться кто-то стал. Опять, наверное, менты Гогу повязали. А мне что-то с ними ручкаться не охота. Посидел на скамейке, покурил, хотел было домой идти да тут вспомнил, что у тебя окошко горело…
В установившейся тишине негромко постукивали часы. Где-то взвыла собака, потом принялась лаять нудно и размеряно. Летучая мышь проскользнула на границе света, отбрасываемого лампой на балкон.
— Слушай, — поинтересовался Алексей, — а зачем тебе деньги?
— Да ты что? — вытаращился на него Витька. — Деньги! Деньги — это сегодня все! — и он неопределенно пошевелил растопыренными пальцами.
— Ну хорошо, — не успокаивался Никулин, — отдашь ментам причитающееся…
— Ментам?! — прервал его Шубин. — Хрен им! Деньги будут — они ко мне на пушечный выстрел не подойдут. Разве что, сам поманю. Вот ведь гады! Утюжат меня, я им, понимаешь, ору, что нынче не старые времена, а они, сволочи, ржут. Демократия, мол, многогранна, а все новое — это всего-навсего хорошо позабытое старое. П-падлы!
— Ну а деньги-то? — напомнил Алексей.
— Деньги, — в глазах у Витьки засветилось нечто в равной степени похожее и на мечту и на идиотизм. — Квартиру куплю в центре, обставлю… Тачкой приличной обзаведусь… Махну на Канары…
— Куда? — не расслышал Алексей.
— На Канары… Там где-то, на Западе, — неопределенно махнул рукой Шубин. — У меня недавно приятель оттуда вернулся. Собрались втроем с женами и рванули. Сняли там комнатенку, погуляли… Эх!
— Что, так все вшестером в одной комнате и жили? — удивился Алексей.
— Почему вшестером? Вдесятером. Они и детей с собой брали, — пояснил Витька.
— Что ж это за отдых?
— Ничего ты не понимаешь, — Шубин снисходительно посмотрел на хозяина. — Отдых? Придумаешь тоже. Это — престиж! Покажешь загар, пару заморских безделушек, ввернешь заграничное словечко — любая телка поплывет. А если еще приоденешься по моде! Живи — не хочу. Слава богу, времена пришли правильные. Быдлу — быдлово, а тем, кто умеет вертеться — все по первому сорту. Помнишь, в школе нас заставляли петь дурацкую песню про кретинов, которые едут за туманом? — неожиданно спросил он.
— Не помню, — буркнул Алексей.
Скучно ему стало, как всегда после разговора с Шубиным.
— А я помню. Для меня, если хочешь знать, туман — зеленого цвета.
— Почему, зеленого? — вяло осведомился Никулин.
— Потому что доллар зеленый, — хохотнул Витька. — Ничего, я своего не упущу! С чертом, не дай бог, сорвется, чем-нибудь другим займусь.
— Многоженством, например, — посоветовал Алексей.
— Почему многоженством? — поперхнулся Шубин.
— Перспективно, — пояснил Никулин. — Еще Остап Бендер, помнится, так считал.
— Думал об этом, — серьезно отозвался гость. — Хотя бабы и без штампа в паспорте перебьются. Главное, чтоб дуру с деньгами найти.
— Дуру и с деньгами? — приподнял бровь Алексей.
— И такие есть. У нас же главное было не ум, а связи да родственнички. А вообще-то, если серьезно, думаю в политику податься…
— Всего-навсего? — прыснул от смеха Алексей.
— А почему бы нет? Я не такой лопух, как ты. Я ведь за собой слежу. А главное в этом деле — одежка. По ней встречают.
— Зато провожают по уму.
— Перетопчутся! Мне главное — попасть, а там провожай, не провожай… Уйду, когда сам сочту нужным.
— Ну и ладно, — согласился Алексей. — Успеха в новых начинаниях. В старых — тоже. А теперь проваливай. Мне, в отличие от тебя, утром на работу.
Закрыв за Шубиным дверь, Алексей вернулся в комнату. Черт, как ни в чем не бывало, снова уютно устроился в кресле. Разве что книгу на этот раз не читал.
— Где это ты умудрился спрятаться? — поинтересовался Никулин, правда, ответа ждать не стал. — Вот это и есть Витька Шубин. А ты боялся, что его за тобой Сатана послал.
— Да уж, — неопределенно обронил черт, — классический прохиндей. Интересно, как это он умудрился прошлую реинкарнацию пройти?
— А может, он уже в этой жизни скурвился? — предположил Алексей.
— Нет. Здесь процесс затяжной. Испорченной основа была. Похоже, кто-то там у нас халтурит. Ладно, разберемся, — мрачно пообещал черт.
— Тебе-то что? — осведомился Алексей. — Ты вроде бы из своей фирмы дезертировал. Давай-ка лучше спать. Вымотался я сегодня — сил нет. Тебе где постелить?
— Нигде, — быстро отозвался черт, — я под столом лягу.
И, натолкнувшись на недоуменный взгляд, пояснил:
— У нас так принято.
Алексей пожал плечами, быстро постелил себе на диване. Сходил в ванную, умылся холодной водой (о том как выглядит жидкость, льющаяся из горячего крана, в Волопаевске с начала Перестройки уже успели забыть). Вернувшись в комнату, увидел, что черт внимательно изучает календарь, висящий над письменным столом.
— Что это ты пятницу отметил? — поинтересовался беженец из ада.
— Где? А-а. День рождения у меня, — неохотно пояснил Алексей.
— Ну! — обрадовался черт. — Нужно будет это дело отметить. Друзей приглашаешь?
— Откуда у меня здесь друзья? Те, с кем рос, давно поразъехались. Не Шубина же звать…
— Нет, Шубина не надо, — серьезно заявил черт. — Я его уже видел. Ну да ладно, подумаем. Не перевелись же в самом деле интересные люди. Или любопытные, на худой конец.
Алексей, взбивавший подушку с интересом посмотрел на Леонарда.
— И где же ты их собирать планируешь? Здесь? Да и на какие шиши?
— Это как раз не проблема, — отозвался черт. — Все беру на себя.
— Клад, что ли, откопаешь?
— Можно и клад.
— Так ты же говорил, что их уже не осталось.
— Мало ли, что я говорю, — черт зевнул и совсем человеческим жестом потер глаза. — Должен же я тебя за гостеприимство отблагодарить… Ну да ладно. Давай выключать свет.
Алексей кивнул, щелкнул выключателем. Копытца черта приглушенно процокали в угол к письменному столу. Все стихло.
"Ну и денек, — устало размышлял Алексей, лежа на свежей, хрустящей простыне. — Лерка… — подкатила, ставшая уже привычной, боль, и пришлось усилием воли переводить мысли на другую тему. — Леонардом, говорит, зовут. Хм… Врет, конечно. Да и наплел он сегодня такого… Вообще, странный черт: жалкий, Шубина с Гогой испугался, а сам с архангелом Гавриилом запросто разговаривал… Или и здесь врет? Не стыкуется у него что-то… Да он, похоже, и не старается, чтобы стыковалось. Нет, поосторожнее с ним надо… А с другой стороны, чего бояться? Хуже, чем есть, едва ли будет… Постой! Это что же получается? Черт — реальность, ад и рай — реальность, Бог — тоже реальность? Этак все мое мировоззрение с ног на голову переворачивается…
Алексей приподнялся на локте, посмотрел в угол. Огромная луна, запутавшаяся в рваных облаках, ярко освещала комнату, пепельницу, оставленную на полу, валяющиеся тапочки… Под столом никого не было.
"Смылся, — вяло подумал Алексей, — опять надул. А может и не было никакого черта? Приснился. Или пригрезился на почве нервного стресса…"
Додумать до конца не успел. Заснул.