– Вот ты к чему клонишь… – разочарованно вырвалось у меня.
– Я говорю только о том, что смерть, вполне может быть, далеко не конец.
– Может быть… – нехотя согласился я.
Мы замолчали. Я закрыл глаза и вновь попробовал прислушаться к кубу – бесполезно. Мы со Станиславом Валентиновичем стоим в абсолютно пустом квадратном сооружении на опушке леса. Неужели куб уже сыграл свою роль? Мне в это слабо верится…
– Знаешь, кажется, я влюбился, – вырвалось у меня неожиданно очередное признание.
Станислав Валентинович молчал, словно подбирал подходящие для моей ситуации слова, наконец, спросил:
– Кто она?
– Ты ее не знаешь. Что не может не радовать, – добавил я.
Мне показалось, что Станислав Валентинович хмыкнул.
– Вот видишь, с приходом весны и у тебя все налаживается.
– Да уж… Если это не просто очередной якорь, который я пытаюсь бросить, чтобы спастись от течения, уносящего меня в море одиночества и пьянства.
– Тебе не кажется, что ты слишком скептичен и угрюм для своих молодых лет?
– Кажется. – Мне просто не хотелось спорить.
Мы опять замолчали, я снова закрыл глаза и попробовал прислушаться.
– Генератор… – неуверенно начал Станислав Валентинович.
– Да? – подбодрил я, открывая глаза.
– Генератор все еще молчит? Все еще нет никаких проявлений с его стороны?
Я пожал плечами.
– Думаешь, они еще будут? Мне кажется, он полностью иссяк. А что говорят твои исследователи?
– Увы, Ник, я предполагаю, что он просто готовится к следующей стадии.
– Стадии?
– Я думаю, что очень скоро нам всем станет ясно…
Его слова утонули в моем громком смехе.
– Стадии, говоришь? Что еще за стадии? Это как в том месте, о котором ты только что рассказывал, где нет солнца? Завершающая стадия эксперимента Творца. – Я вновь громко рассмеялся, на глазах выступили слезы, и обледеневший дуб на лесной поляне превратился в мутное, отливающее серым пятно.
Станислав Валентинович молча стоял позади меня. Я тоже молчал, ожидая, когда высохнут слезы, – вытирать рукой их нельзя, он заметит.
– Уже три часа, скоро корпоратив начнется, – аккуратно забросил камень Станислав Валентинович.
– А мне еще переодеться надо. Ты прав, поехали.
Мы спустились с крыши, уселись в снегоход и поехали по все не желавшему сходить с земли снегу к свои машинам.
Станислав Валентинович открыл дверь джипа и выжидающе посмотрел на меня: хотел убедиться, что я тоже залезу в свою машину.
– Езжай, – я кивнул ему головой, – я за тобой.
Он заглянул мне в глаза, словно надеялся прочитать в них какую-то важную информацию, кивнул, сел в машину и завел двигатель.
Дождавшись, пока его джип скроется за горизонтом, сел в машину и я. Утопив педаль газа, я нагнал внедорожник за неполных три минуты. Пристроившись метрах в пяти позади автомобиля Станислава Валентиновича, я включил дальний свет. Он помигал мне аварийками, давая понять, что я его ослепляю – я обеими руками сильнее вцепился в руль. Он включил правый поворотник и стал сбавлять скорость, тогда я резко вывернул руль влево, прибавил скорость и пошел на обгон. Вырвавшись немного вперед, я все так же резко свернул на свою полосу и дал по тормозам, подрезав его. Даже сквозь закрытые окна мне было слышно, как свистит резина, стираясь об асфальт…
Мобильник заливался звонком, дисплей высвечивал номер Станислава Валентиновича, я забросил телефон на переднюю панель и включил проигрыватель: хрипловатый голос пел о том, как он поездом уезжает в ночь…
* * *Двери школы я открыл в пятнадцать минут шестого, и, как всегда, меня окликнул знакомый голос:
– Пригласительный?
Мое лицо не смогло изобразить ничего, кроме глупой улыбки.
– Пригласительный у тебя есть? – властно повторил охранник.
Я медленно обернулся и посмотрел на Вадима – ничего в его облике не изменилось, словно мы зависли во времени тогда, в октябре, в день нашей первой встречи.
– У меня нет пригласительного, – по-прежнему улыбаясь, признался я.
– Тогда извини, вход для тебя закрыт.
– Может, тебе денег дать? – предложил я.
Лицо Вадима перекосило, словно он получил разряд тока, – видимо, так отображались на нем мыслительные процессы, – я был уверен, что денег за вход на корпоратив ему предлагают в первый раз.
– Извини, вход только по пригласительным. – Он не поддался искушению.
– Понятно… Скажи мне простую вещь: ведь ты меня помнишь?
Вадим едва заметно кивнул.
– Тогда почему?! Почему, черт побери, ты каждый месяц просишь у меня пригласительный?
– А откуда я знаю, что тебя опять пригласили?
Я ничего не ответил, а просто развернулся и вышел.
У входа я столкнулся с группой гостей, но я никого из них не знал, да и не хотелось, чтобы меня опять проводили на вечеринку, словно я нуждаюсь в покровителях.
Вечерело, и на улице заметно холодало. Мороз обжигал уши, и я поднял воротник новоприобретенного плаща.
Одет я был не по погоде легко, и, по идее, мне следовало скорее сесть в машину, включить печку и отправиться в ближайший магазин за бутылкой согревающего виски, но что-то заставило меня обойти школу по периметру. Остановился я у окна, через которое меня когда-то тошнило, – оглянувшись по сторонам, я приподнялся на цыпочки и попробовал толкнуть стекло – оно поддалось. Я схватился за водосточную трубу, ступил на немного выступающий цоколь, оттолкнулся, ухватился за желоб подоконника, подтянулся и, порвав свой плащ, все-таки влез внутрь. На меня удивленно таращились свидетели моего «вторжения», среди зрителей была и та группа, с которой я столкнулся у входа, – я приветственно махнул им рукой, снял и выбросил в окно плащ, закрыл створки и, как ни в чем не бывало, двинулся в зал.
Не то чтобы я горел желанием любой ценой попасть на вечеринку. Просто мне было необходимо одолеть Вадима, чтобы не чувствовать себя полным ничтожеством.
Меня захватила атмосфера вечного празднества – ни праздника, ни гулянья – а именно празднества, когда все ходят, стараясь не утратить торжественный вид, и обращаются друг к другу, стараясь не потерять официальный тон. Я перехватил у официанта бокал шампанского, залпом его выпил, отмечая свою небольшую победу, когда мое внимание привлекли люди, столпившиеся у стены в противоположной стороне зала. Любопытство взяло верх, и я направился к ним.
Как оказалось, в этот раз посетителей решили развлечь выставкой картин. Неужели это была затея Станислава Валентиновича? Я поймал очередной бокал и стал лениво прогуливаться среди экспонатов галереи. В изобразительном искусстве, как и во многом другом, я не разбирался, поэтому я больше рассматривал физиономии посетителей, которые изображали экспертов в этой области.
– Ну! Долго ты еще молчать будешь?
У одной из картин стояли знакомый долговязый парень и старичок с белой тростью в руках. Старичка звали то ли Сергей Никитович, то ли Никита Сергеевич, имя долговязого я не помнил, как и то, чтобы мне его вообще когда-то представляли.
– Рассказывай давай!
Старичок ударил поводыря по ноге тростью, и тот заговорил:
– На картине изображен морской пейзаж: широкое ущелье между скалами, вода зеленоватого оттенка, полный штиль, только у самого подножья скал, по тому, как вода омывает камни, можно понять, что здесь сильное течение. Небо алое от зарева, солнце заходит…
– Почему заходит, а не встает? – перебил старичок.
– Это понятно по мху, который изображен на камнях.
– А где лодка? Должна быть маленькая, уплывающая за горизонт лодка. Лодка, с единственным гребцом в ней.
– Лодки нет.
Старичок разочарованно отвернулся от картины и пошел вперед, махая перед собой тростью и задевая посетителей импровизированной галереи. Долговязый поспешил за ним, стараясь подхватить под руку.
Я подошел рассмотреть описанную картину – в широком ущелье между скал, по зеленоватой морской воде за горизонт уплывала маленькая лодка…
Толпа загудела, и я обернулся – наталкиваясь на людей, целеустремленно и агрессивно ко мне двигался Станислав Валентинович. Вот он подошел уже совсем близко… Последнее, что я успел почувствовать перед тем, как потерять сознание, – это резкая боль в челюсти.
* * *Моя голова гудит, челюсть отдается сильнейшей болью при попытке как разомкнуть ее, так и сомкнуть, руки заломлены за спину. Я вновь звезда вечера – весь зал смотрит на то, как Вадим проводит меня через зал, чтобы вышвырнуть вон.
На улице жуткий мороз, но я его почти не ощущаю из-за боли и обиды. Подхожу к машине и тут же начинаю громко смеяться, но сразу же стараюсь заставить себя успокоиться – смех отдается болью. Причиной, которая вызвала у меня смех, стала моя очередная оплошность – ключи от автомобиля остались в кармане выброшенного плаща. Мне ничего не остается, как вновь обходить школу по периметру.
Уже в машине, надев разорванный плащ, согреваюсь от включенной печки и смотрюсь в зеркало – левая часть скулы опухшая и красная – надо купить льда, иначе будет здоровенный синяк. Топлю педаль в пол и еду в ближайший маркет за льдом и виски.