— Генри хочет жениться на ней и дать ребенку имя.
— Это чертовски смешно, не хочу этого слышать. Я не буду говорить, что у Генри нет ночного горшка у окна, чтобы выбросить его — я знаю, что ты поступаешь справедливо, Уилф, или настолько справедливо, насколько можешь, но это лучшее, что я могу сказать. Это были удачные годы, и ты пока еще на шаг впереди банка. Но что ты собираешься делать, когда года станут снова скудными? А так всегда бывает. Будь у тебя наличные деньги от той сотни акров, все могло бы быть иначе — запас наличных на трудные времена, все это знают, — но с Арлетт, которая ушла, они там сидят, как старые бабы с запором на ночном горшке.
На мгновение часть меня попыталась рассмотреть, как обстояли бы дела, поддайся я Арлетт насчет той гребаной земли, как и во многих других вещах. Я жил бы среди вони, вот, как это было бы. Мне пришлось бы закопать старый ручей для коров, потому что коровы не будут пить из ручья, в котором есть кровь и плавают кишки свиней.
Верно. Но я жил бы, а не просто существовал, Арлетт жила бы со мной, и Генри не был бы угрюмым, замкнутым, трудным мальчиком, в которого он превратился. Мальчик, который доставил подруге детства кучу неприятностей.
— Ладно, что ты предлагаешь? — Спросил я. — Сомневаюсь, что ты совершил эту поездку без единой идеи в голове.
Казалось, что он не слышал меня. Он глядел через поля туда, где его новое хранилище для зерна стояло на горизонте. Его лицо было мрачным и печальным, но я зашел слишком далеко и написал слишком много, чтобы лгать; это выражение не слишком меня тронуло. 1922 был худшим годом в моей жизни, тот, за который я превратился в человека, которого больше не знал, и Харлан Коттери был просто очередным провалом на шатком и убогом участке дороги.
— Она умная, — сказал Харлан. — Миссис МакРиди в школе говорит, что Шен самая умная ученица, которую она учила за всю свою карьеру, а она преподает почти 40 лет. Она хороша в английском языке, и еще лучше в математике, что, по словам миссис МакРиди, редкость у девочек. Она может сделать триггерономию, Уилф. Знаешь, что? Сама миссис МакРиди не может сделать триггерономию.
Нет, этого я не знал, зато знал, как произносится это слово. Однако, чувствовал, что не подходящее время, чтобы исправлять произношение моего соседа.
— Салли хотела послать ее в педагогическое училище в Омахе. С 1918 года они принимают как мальчиков, так и девочек, хотя ни одна до сих пор не окончила учебу. — Он бросил на меня взгляд, который было сложно выдержать: смешанное отвращение и враждебность. — Женщины всегда хотят выйти замуж, понимаешь. И иметь детей. Присоединиться к Восточной Звезде и подметать чертов пол.
Он вздохнул.
— Шен могла стать первой. У нее есть способности, и есть мозги. Ты не знал этого, не так ли?
Нет, по правде я не знал. Я просто сделал предположение — одно из многих, как я теперь знаю, которое было неверным — что она была плодом фермерской жены, и не более.
— Она может даже преподавать в колледже. Мы планировали отправить ее в ту школу, как только ей исполнится семнадцать.
Салли планировала, ты имеешь в виду, подумал я. Оставь свои приемчики, такая безумная идея никогда не пришла бы в твою фермерскую башку.
— Шен была согласна, и деньги были отложены. Все было устроено. — Он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и я услышал скрип сухожилий на его шее. — Все еще в силе. Но сначала — почти сразу-же — она отправится в католическую школу для девочек Святой Евсевии в Омахе. Она еще не знает этого, но это произойдет. Салли предлагала отослать ее в Деленд, там живет ее сестра, или к моим тете и дяде в Лайм Биска, но я не доверю ни одному из этих людей, довести до конца то, что мы решили. К тому же, девочка, которая причинила подобные проблемы, не заслуживает отправки к людям, которых она знает и любит.
— Так что ты решил, Харл? Помимо отправки своей дочери в некий… я не знаю… приют?
Он ощетинился.
— Это не приют. Это чистое, безопасное, и трудолюбивое место. Так, мне сказали. Я навел справки, и все отзывы, которые я получаю, хорошие. Она будет занята делами, будет обучаться, и через четыре месяца у нее будет свой ребенок. Когда это произойдет, ребенок будет отдан на усыновление. Сестры из Святой Евсении позаботятся об этом. Потом она может вернуться домой, и через год или полтора, она может поступить в педагогический колледж, как и хочет Салли. И я, конечно. Мы с Салли.
— Каково мое участие в этом? Полагаю, что для меня тоже есть что-нибудь.
— Ты обиделся на меня, Уилф? Я знаю, что у тебя был тяжелый год, но все же не хочу, чтобы ты обижался на меня.
— Я не обижаюсь на тебя, но ты должен понимать, что ты не единственный, кто испытывает злость и стыд. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и возможно мы сможем остаться друзьями.
Небольшая и необычайно прохладная улыбка, с которой он приветствовал это — простое подергивание губ и мгновенное появление ямочек в уголках его рта — сказало многое о том, как мало он рассчитывал на это.
— Я знаю, что ты не богат, но тебе все же стоит напрячься и разделить ответственность. Ее время в доме — сестры называют это, предродовым уходом — обойдется мне в триста долларов. Сестра Камилла назвала это пожертвованием, когда я говорил с ней по телефону, но я узнаю плату, когда слышу о ней.
— Если ты собираешься предложить мне разделить ее с тобой…
— Я знаю, что ты не можешь замахнуться на сто пятьдесят долларов, но тебе лучше быть в состоянии замахнуться на семьдесят пять, потому что во столько обойдется репетитор. Тот, что поможет ей идти в ногу с уроками.
— Я не могу сделать этого. Арлетт обчистила меня, когда ушла. — Но впервые я задался вопросом, могла ли она отложить немного. Та история о двух сотнях долларов, которые она, вроде как взяла, когда сбежала, была чистой ложью, но даже крошечные деньги помогут в этой ситуации. Я мысленно отметил проверить шкафы и коробки в кухне.
— Возьми еще одну краткосрочную ссуду в банке, — сказал он. — Я слышал, ты выплатил последнюю.
Конечно, он слышал. Подобные вещи, как предполагается, являются частными, но у людей вроде Харлана Коттери длинные уши. Я почувствовал новую волну неприязни к нему. Он одолжил мне свой комбайн и взял только двадцать долларов за его использование? Ну и что? Он просил это и многое другое, как будто его драгоценная дочь никогда не раздвигала ноги и не говорила, засовывай и окрась стенки.
— У меня были деньги с урожая, чтобы выплатить его, — сказал я. — Теперь их нет. У меня есть своя земля и свой дом, и это практически все.
— Ты найдешь способ, — сказал он. — Заложи дом, если нужно. Твоя доля, семьдесят пять долларов и по сравнению с наличием мальчика, меняющего пеленочки в возрасте 15 лет, я думаю, что ты дешево отделался.
Он встал. Я тоже.
— А если я не найду способа? Что тогда, Харл? Ты пошлешь шерифа?
Его губы скривились в презрении, которое превратило мою неприязнь к нему в ненависть. Это произошло в одно мгновение, и я все еще чувствую, эту ненависть сегодня, когда очень много других чувств были выжжены из моего сердца.
— Я никогда не обратился бы в суд из-за подобного. Но если ты не возьмешь свою долю ответственности, между нами все кончено. — Он покосился на исчезающий дневной свет. — Я уезжаю. Пора, если я хочу вернуться засветло. Мне не потребуются семьдесят пять долларов в течение нескольких недель, поэтому, у тебя есть время. И я не буду приезжать, напоминая тебе о возврате долга. Не вернешь, значит, не вернешь. Только не говори, что ты не можешь, поскольку я знаю лучше. Ты должен был позволить ей продать тот участок земли компании «Фаррингтон», Уилф. Если бы ты сделал это, она все еще была бы здесь, и у тебя было бы немного денег на руках. И моя дочь могла не оказаться в таком положении.
Мысленно я толкнул его с веранды и вскочил на его твердый круглый живот обеими ногами, когда он попытался встать. Потом я вытащил свою ручную косу из коровника и воткнул ему в глаз. В действительности, я стоял с одной стороны перил и наблюдал, как он тащился вниз по ступеням.
— Хочешь поговорить с Генри? — Спросил я. — Могу позвать его. Он чувствует себя паршиво из-за этого, как и я.
Харлан не остановился.
— Она была чиста, а твой парень развратил ее. Если ты притащишь его сюда, я могу избить его. Я могу не сдержаться.
Я задумался об этом. Генри был рослым, он был сильным, и возможно важнее всего, он знал об убийстве. Харл Коттери нет.
Ему не требовалась заводная ручка для «Нэш», только нажать на кнопку. Быть богатым было хорошо во всех отношениях.
— Семьдесят пять долларов, вот что мне нужно, чтобы покончить с этим делом, — выкрикнул он сквозь шум двигателя. Затем он объехал вокруг колоды для рубки мяса, заставив Джорджа и его свиту разлететься, и направился обратно на свою ферму с ее большим генератором и водопроводом.