– Хорошо, – сказала она, – возьму машину и поедем. Позвони пока этому юноше, как бы его там ни звали, и спроси, куда понесло наше великовозрастное чудовище. По крайней мере, будем знать, с чего начинать.
Она положила трубку и посмотрела на Леку.
– Тебе пора, да? – С грустью спросила та.
– Да. Лек, я была очень рада тебя увидеть, и надеюсь увидеть тебя еще не раз. Я знаю, что не помогла тебе, но ты должна понимать, что в том, где ты сейчас находишься, кроме тебя самой, тебе никто не сможет помочь.
– О чем ты?
– Ты ищешь ответы снаружи. А все они находятся внутри. Ты ищешь людей, надеясь через них найти себя, но это бессмысленно, пока ты будешь продолжать убегать. Остановись. Ты спрашивала меня, как мы встретились с Асей. Прежде чем я смогла встретиться с ней, мне пришлось встретиться с собой – и, поверь, это была не самая приятная встреча в моей жизни. Но только так, увидев себя, приняв себя, избив себя месяцами уничижения и обласкав годами любви, ты сможешь узнать, кто ты и зачем ты.
Лека слушала все это с бешено колотящимся сердцем. А Ксюха спокойно встала, надела пальто, расправила шарф, и, нагнувшись, легко поцеловала ее в губы.
– Я желаю тебе удачи. И верю, что все будет хорошо. Звони мне, когда захочешь.
Положила на стол визитку, и ушла, овеваемая полами пальто и шлейфом духов.
Лека осталась сидеть.
Глава 6. Память.
Лека провела в Питере две недели. С Ксюхой больше не встречалась – видела их с Асей в магазине на Невском, но подходить не стала. Издали полюбовалась, как они вместе выбирают что-то на вешалках, смеются, смотрят друг на друга счастливыми глазами, и пошла своей дорогой.
Яне звонила, но на все предложения встретиться отвечала отказом. Сторонилась людей, дни проводила в бесцельных прогулках, а ночи – на подоконнике своего дешевого гостиничного номера на Черной речке.
Она больше не гнала от себя воспоминаний – напротив, погружалась в них целиком, заново проживая то, от чего когда-то убегала и пряталась.
Самым тяжелым было вспоминать о Женьке. Светлова, вошедшая вдруг в память, никак не хотела оттуда уходить, и все бы ничего, но ее появление тянуло за собой новые и новые волны мыслей и чувств, далеко не каждое из которых было приятным и радостным.
В тот месяц они уже давно жили с Женькой семьей. Леке нравилось засыпать и просыпаться вместе, нравилось читать одну книгу на двоих и ходить в магазин за продуктами. И все же что-то тянуло и томило ее, она не могла признаться себе в этом, но, кажется, просто начинала скучать. Все было таким размеренным, спокойным, уютным и… ужасно скучным.
Одинаковые дни, одинаковые ночи. Когда на пороге их квартиры появилась Юля – это было неожиданно и волнующе. Лека смешалась, скомкано поздоровалась, и сбежала вглубь квартиры, прекрасно понимая, от чего так бьется сердце и боясь этого.
Позже, вечером, они со Светловой вдвоем сидели в подъезде на холодных ступеньках, курили и разговаривали, избегая коснуться даже локтями.
– Как ты живешь? – Спросила Юля, и у Леки мурашки побежали от затылка к бедрам.
– А ты?
Юля достала еще одну сигарету, и жестом попросила прикурить. Лека щелкнула зажигалкой, и, замерев, смотрела, как Светлова ковшиком накрывает ее ладони, защищая огонек от ветра, которого здесь не было, да и быть не могло.
Она прикуривала на несколько секунд дольше обычного, так что кончик сигареты уже начал гореть, потом отстранилась, втянула дым и выпустила его тонкой струйкой между приоткрытых губ.
– Сходим куда-нибудь? – Предложила тихим голосом.
– Куда? – Лека прикурила тоже, и тут же закашлялась. Она чувствовала себя неловким угловатым подростком, сидящим рядом с женщиной из собственных эротических фантазий. Ей казалось, что на фоне красивой Светловой она мало того что некрасивая. Так еще и резко поглупела.
А Юля тем временем повернулась к Леке лицом и сказала:
– Ко мне в гости. Кино посмотрим.
Сбывалось то, о чем Лека бредила и мечтала, сбывалось стремительно и ярко, и от этого было немного страшно.
Мелькнула мысль "а как же Женька", но что такое эта мысль по сравнению со сбывающейся мечтой, до которой осталось только дотянуться рукой, и которая сама постучалась в твою дверь.
Потом они шли по Таганрогу, вдвоем, и Светлова вдруг взяла Леку за руку – сама взяла, и не убрала руку до самого подъезда, и гладила ладонь, и перебирала пальцы.
И дул легкий ветер, и играла с ногами пыль на асфальте, и в ушах звучала музыка, а запах духов так опьянял, что остатки разума покинули Лекину голову, и больше уже не возвращались.
Они пили что-то у солнечных часов – кажется, шампанское, и целовались, и не хотели размыкать объятий. И губы Светловой были такими сладкими и нежными, как может быть сладкой и нежной только несбывшаяся и чудом вернувшаяся к тебе мечта.
А поздно вечером, ввалившись домой, вдруг засмущались и неловко топтались на пороге комнаты, пока Лека не поняла, что все изменилось – теперь главная она, и от нее зависит, что будет дальше, и будет ли вообще.
Ощущение могущества и силы опьянило ее сильнее шампанского, по телу затанцевали огоньки страсти и счастья. Она помедлила, прежде чем поцеловать Юлю, и долго смотрела на нее пристальным и проникающим взглядом.
В этом взгляде было все – ожидание, воспоминания о былом, предвкушение и обещание того, что уже скоро, очень скоро случится здесь, в этой комнате, на этой кровати, а может и не только на кровати, а где угодно, как угодно, но – без сомнения – долго и страстно.
Она раздевала Юлю медленно, нежно, целуя живот, грудь, бедра. Гладила, щекоча пальцами, и шептала ласковые слова. Ее тело оказалось точно таким, как мечталось – гладким, теплым, с чудесными впадинками и изгибами, со следами от загара и маленькими родинками.
И был секс, в котором Лека вела, а Юля отдавала себя целиком – постанывая, изгибаясь и двигаясь навстречу умелым рукам. Она обнимала Леку за шею, горячо дышала ей в ухо, и шепотом – тихим-тихим – просила еще. Она пыталась брать инициативу в свои руки, но не сопротивлялась, когда Лека не отдавала, прижимая ее руки к постели и нависая сверху.
Кончая, она отворачивалась и сжимала губы в тонкую полоску, не издавая ни звука, а потом прижималась к Леке – горячая, мокрая, и отдыхала на ее плече, успокаиваясь и предвкушая продолжение.
Утром они вылезли из кровати, и отправились в душ, в котором все продолжилось, а вечером Лека съездила к родителям, забрала остатки своих вещей и снова уехала к Светловой.
Думала ли она в эти дни о Женьке? Нет. Ни единой мысли о ней не пробралось в ее голову – все там было занято ощущением полета и счастья. Говорили ли они о ней? Не говорили, предпочитая проводить время в тесных объятиях, для которых не нужно никаких слов.
Светлова ничего не говорила, но Лека начала задумываться о будущем. Ей хотелось дотянуться, стать на равных, и потому она отправилась узнавать насчет поступления в институт и устраиваться на работу.
Денег катастрофически не хватало – пока жили с Женькой, тратили мало и разумно, а теперь Лека постоянно носила домой то цветы, то шампанское, то еще что-то приятно-женское.
С Женей они столкнулись на пороге общаги, когда Лека выходила, с очередной заемной суммой и размышляла, в какое кафе сегодня поведет Юлю.
Встреча эта была неожиданной, и пугающей. Лека стояла, смущенная и придавленная появившимся вдруг откуда-то чувством вины, но Женька вела себя так, словно ничего не случилось – распросила про дела, рассказала про свои. Лекины глаза не хотели, но все же замечали и ее затравленный взгляд, и осунувшееся лицо, и заплаканные глаза. Что-то внутри кричало приглушенно, издалека: господи, это же Женька! Мелкая Женька, маленькая и твоя. И ей плохо! И виновата в этом ты, и только ты!
И она развернулась и ушла. Ушла от этого взгляда, от этого крика, от этого чувства.
Шла и говорила себе:
– Я не виновата. Чувства приходят и уходят, это жизнь и ничего тут не поделаешь. Мы были вместе пока любили, а теперь это прошло и нужно идти дальше.
Но как бы то ни было, червячок сомнения с этого дня плотно поселился в ее сердце. Ощущение всемогущества уходило, и вдруг оказалось, что кроме него больше ничего нет. Разговаривать со Светловой ей было не о чем, а секс после первых нескольких раз стал скучным и однообразным.
– И я пошла искать могущество в других местах, – жестко сказала себе Лека, прогуливаясь вдоль Фонтанки со стаканом горячего кофе в руках, – Светлова, кажется, так и не поняла, почему я ее бросила, да я и сама тогда не понимала. Глупая девчонка. Уехала в командировку, и понеслось – каждый день новая девушка, желательно натуралка, потому что с ними ощущение могущества было острее, много работы, много алкоголя, много драйва и сотни разбитых сердец. Господи, какой же тварью я была, и какой стала после…
А после она вернулась в Таганрог и с удивлением обнаружила, что жизнь здесь продолжалась и без нее. Оказалось, что Женька встречается с Шуриком, Светлова тоже себе кого-то завела, и никто по ней здесь не скучал и не ждал тоже.