– Еще бы вам помнить, вы надрались как сапожник.
– У меня была уважительная причина, – быстро сказал Лёва, опасаясь, что его действительно причислят к той группе свински отдыхающих по всему миру русских, которых стыдится родина. – Я приехал сюда с подругой, чтобы помочь ей отыскать здесь настоящую любовь…
– Ну да?
– Да! И вы знаете, мы встретили одного парня, Павлика, его сопровождают жена и сестра жены. Мы видели и слышали, как жена третировала бедного Павлика, а сестра ей помогала. Это продолжалось и утром, и вечером… И нам стало так его жалко, что Анжела – это моя подруга – решила забрать его себе навсегда.
– Серьезно? – удивилась девушка.
– Совершенно серьезно. Прямо в ресторане, где мы ужинали, Анжела подошла и предложила Павлику немедленно бросить жену и уйти с ней.
– А он?
– Он бросил и ушел, – с гордостью за нового друга ответил Лёва.
– Да, с вами не соскучишься, – вынесла вердикт девушка. – И где же они сейчас, ваша подруга и Павлик?
– Не знаю, – честно признался Лёва. – Я оставил их вчера вечером на променаде. Они целовались, как сумасшедшие. Я почувствовал себя лишним и ушел. – Он на секунду замолчал, потом вобрал в грудь побольше воздуха и спросил: – А вы уже завтракали?
– А что? – спросила девушка, переведя взгляд на море. В стеклах ее очков проплыл белый кораблик.
– Может быть, позавтракаем вместе? Где-нибудь в кафе на берегу? Как вас зовут?
– Виктория, – помедлив, ответила она. – И я уже завтракала. И вообще я сюда приехала не для того, чтобы отдыхать. Я пишу научную работу.
– А какой наукой вы занимаетесь? – спросил Лёва робко.
– Математикой.
– О! – выдохнул он.
Действительно, разве можно было не восхититься человеком, пишущим научные труды по математике?
– Но иногда вы все же едите? – внутренне вибрируя, настаивал он. – И выходите подышать воздухом. Иначе зачем же было сюда ехать?
– Я просто открываю окна и впускаю воздух в номер, – объяснила Виктория. – И еду тоже заказываю в номер. – Потом прикусила губу и сказала: – Впрочем, мы можем вместе выпить по чашке кофе где-нибудь часика в четыре. Наверху, на крыше отеля. Там очень красиво, но как-то одиноко. Я выкрою час в своем расписании. Что скажете?
От радости Лёва ничего не мог сказать, он только глубоко дышал, чувствуя, что легкие у него огромные, как у кита.
– Да, конечно, да! Я зайду за вами, – наконец выпалил он.
– Но с одним условием.
– Условием??
– Вы все-таки признаетесь, как вас зовут.
– Лев, – ответил Лёва взволнованно.
– Хорошо, Лев, встретимся в четыре. – И она ушла к себе, не оглядываясь.
Лёва некоторое время стоял, вцепившись в поручни балкона, и безумным взором обозревал мир, раскинувшийся внизу. Мир был прекрасен! Он искрился и кружился перед Лёвой, блистая всеми своими красками. Солнце барахталось в синей воде и гонялось за катерами, оставляя за собой шлейф золотой пыльцы.
Лёва понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Облик Виктории впечатался в сетчатку его глаз и в узор кровеносных сосудов. Но объяснить полноту и красоту своего чувства словами он бы не смог. Если Анжела спросит его о Виктории, разве он в силах будет объяснить, что с ним происходит?!
Внезапно Лёва вспомнил о романе Голсуорси, который ему подсунула несколько месяцев назад в командировке немолодая дама, помешанная на английской прозе. В романе была одна фраза, которая хоть как-то могла бы обрисовать его состояние. Он бросился в номер, достал из чемодана ноутбук и возрадовался, что в отеле есть беспроводной Интернет. Возбуждение заставило его действовать быстро и ловко. Уже через несколько минут он обнаружил в электронной библиотеке нужную книгу, а в ней – главу, начало которой запало ему в душу.
«Когда Флер, оглядывая лица сидящих за ужином, увидела Джона Форсайта, в ее сердце что-то произошло, словно она зимой набрела на цветущий куст жимолости». Вот оно! Виктория была кустом жимолости, на который он набрел.
Никогда в жизни с Лёвой не случалось ничего подобного. Натянув плавки, он быстро оделся, схватил полотенце и вырвался из номера. Промахнул коридор и поскакал вниз по лестнице, улыбаясь во весь рот. Если бы сейчас ему встретилась девушка Марина и предложила прогуляться, он расхохотался бы ей в лицо.
В несколько минут он достиг пустого пляжа. Вода была еще очень холодной, и никто не купался. Берег оказался пуст, как во времена творения. Мигом раздевшись, Лёва вскинул руки к небу и, улюлюкая, бросился в воду, подняв бриллиантовый фонтан брызг.
Глава 5
В дверь барабанили грубо и настойчиво. Анжела проснулась от этого ужасного грохота и села на постели, хлопая глазами. Голова была чугунной, и в ней варилась каша вместо мозгов. Она ничего не соображала и понимала только одно: надо открыть, чтобы шум прекратился.
Усилием воли она заставила себя встать с кровати и тут только обнаружила, что абсолютно голая. Поразмыслив, потянула на себя одеяло, намереваясь завернуться в него. Одеяло поползло в сторону, обнажив лежащего в непосредственной близости незнакомого мужика, который тоже был в чем мать родила.
– Иду! – крикнула Анжела шершавым голосом. – Прекратите стучать. Пожалуйста…
Сил напрягать голосовые связки не было в принципе. Она набросила одеяло обратно на крупное загорелое тело, прикрыв туловище, – на виду остались только жалобно поджатые ноги. Нащупала на спинке кресла халат и долго вдевала себя в рукава. Потом подошла к двери и распахнула ее настежь.
На пороге стояли две похожие друг на друга маленькие женщины – блондинка и брюнетка – и пожирали ее глазами.
– Видишь, Тамара, – наконец ехидно сказала брюнетка, – они еще предаются разврату. Как я тебе и говорила.
Это имя, Тамара, словно разбудило в голове Анжелы вулкан. Вулкан содрогнулся, сверкнула молния, и она вспомнила сразу все. «Господи, я соблазнила женатого мужчину! – пронеслось в ее голове. – Выходит, я провела ночь с Павликом». Еще никогда ни один кавалер не оказывался в ее постели так быстро. Она оглянулась на голые ноги и пробормотала:
– Надеюсь, мы будем жить счастливо и умрем в один день.
– Чего-о? – насмешливо протянула все та же Зина, которая явно взяла на себя роль адвоката.
– Неважно.
Вместе с воспоминаниями о дикой страсти, гонявшей их с Павликом весь вечер по променаду и заставлявшей целоваться под каждой пальмой, вернулось и воспоминание о том, как Тамара с помощью вот этой самой Зины унижала и третировала мужа. Анжела ненавидела всякую дискриминацию и подавление личности.
– Ну, чего вам надо? – грозно спросила она, стараясь не обращать внимания на боль в затылке – в ее голове настойчиво стучал один-единственный, но противный там-там.
– Мы пришли заявить, – Зина выставила подбородок, – что все обдумали и решили разводиться. Пусть не звонит и не пишет. Предателю нет дороги назад.
И она выразительно пнула ногой дорожную сумку, которая стояла на полу рядом с ней.
– Да, – подтвердила Тамара. – Вот так вот!
Анжела подумала, что сейчас жена Павлика удивительно напоминает дракона, который вместо смертоносного огня вдруг стал извергать маленькие язычки пламени, не больше, чем в зажигалке, и страшно обескуражен этим обстоятельством. Прежде каждый его удар разил наповал, а теперь не наносил противнику никакого вреда. И дракон просто не знал, что делать.
– А-а! Вещички принесли, – насмешливо заметила Анжела.
– Да у этого голодранца, кроме трусов и носовых платков, ничего хорошего не имеется, – огрызнулась Зина.
– Да-да, это ж вы его в люди выводили… Как я могла забыть?
– В люди?! – не смогла смолчать Тамара. И, встав на цыпочки, тонким голосом крикнула: – Ты будешь безработным!
– Не дождешься, – ухмыльнулась Анжела.
– Это я устроила тебя на работу! – продолжала тем временем Тамара. – Я сделаю все, чтобы тебя уволили! Я уже позвонила кому надо!
– Тебя выгонят и ты сдохнешь под забором, – мстительно добавила Зина.
– Господи, разве можно быть такими дурами? – удивилась Анжела.
– Чего-о? – протянула та.
– Это риторический вопрос, на него отвечать не надо. Все, девочки, вещи принесли, большое спасибо, теперь валите.
– Чего-о?! – теперь уже хором переспросили девочки.
– Валите, – повторила Анжела и угрожающе шагнула вперед.
Тамара и Зина синхронно отпрыгнули, вероятно, решив, что нахалка, которая у всех на глазах увела чужого мужа, вряд ли станет миндальничать.
Анжела с треском захлопнула дверь перед их острыми носами и не без волнения обернулась назад. Павлик сидел на кровати, натянув одеяло до пупка. Его обуревали противоречивые чувства: гордость и страх, раскаяние и решимость… Короче, жуткая гремучая смесь, которая отражалась в его широко распахнутых глазах. Встрепанный и небритый, он вызвал в Анжеле мощный прилив почти материнской нежности.