Удовлетворенный, Шмидт отпустил его.
– Тогда в этом мы одинаковы. – Негнущимися пальцами он стянул перчатки. – Нет такого преступления против мира или самого себя, которого я не совершил бы ради поддержания собственного существования. – Его голова опустилась. Секунду он не был уверен, почему смотрит на огонь – специально, или просто у него нет сил поднять голову. – Но все равно, я должен признаться, что эта боль была… уникальной.
– Уникальной, – повторил Зола. – По характеру или по силе?
Знакомый шум и пощелкивание сказали Иоганну, что Зола обращается к своему медицинскому оборудованию за последними результатами анализов.
Череп сжал то, что осталось от его губ.
– И то и другое.
– Вы не будете первым, кто верит, что есть вещи хуже смерти.
Это была легкая болтовня в исполнении Зола. Видимо, на анализ данных потребовалось больше времени, чем полагал Череп. Уверенный, что узнает любую новую информацию сразу, как только она появится, Иоганн не видел причины не поучаствовать в беседе для развлечения.
– Ты не понял. Смерть не лучше и не хуже, она ничто. А боль, с другой стороны, может стимулировать.
– Тогда, может быть, ваша боль стимулировала вас понять, почему более слабое создание может предпочесть смерть страданию?
К чему он вел? Он все еще считал, что их план может провалиться? Или подготавливал босса к концу?
Шмидт схватился за подлокотники кресла и провел по ним руками.
– Симпатии к слабым? Нет. Более абстрактное осознание? И даже не оно. Просто я удивлен, что мне придется испытать все крайности, которые может предложить это тело. – Он вцепился в подлокотники так сильно, что на тыльной стороне ладоней выступили вены. – Даже если я превращусь в трясущееся желе, способное только испытывать боль, мой гнев поддержит меня до последнего. И даже после того.
Зола отошел от своего оборудования.
– Это очень удачно для вас. Я уже объяснял, как вирус путешествует по нервной системе вместо кровотока, где антитела могли бы атаковать его. С одной стороны, хотя приступы еще будут, ваши жизненно важные органы окажутся атакованы в последнюю очередь. Однако тесты подтверждают, что боль скоро усилится.
– Усилится?
Чувство безнадежного ужаса было таким сильным, что Шмидт не смог сохранить на лице бесстрастное выражение. Но в следующий момент он похоронил все эмоции, глубоко и надежно.
– Мне нельзя сдаваться. Только не сейчас, когда нам почти удалось.
– Понял. Но даже если Спящие соберутся, остается вопрос вашего присутствия. Могу я спросить, как вы планируете до них добираться?
Несмотря на капающий с лица розоватый пот, Красный Череп ухмыльнулся. У него появилась еще одна возможность продемонстрировать кому-то свою уверенность.
– И тебя волнует это? Это вообще не составляет проблемы, разве ты не видишь? Они сами доставят меня к ним.
19 Настоящая красота делает само понятие удачи бессмысленным прочерком, свидетельствующим об отсутствии информации
Необозримость пустынь Орегона представляла собой разительный контраст с карантинной камерой, но они были схожи пустотой и бесплодностью. Когда беспилотник высадил Стива Роджерса в Большой Пустоте, ему на ум пришла первая строчка из песни «Не безобразничаю» Фэтса Уоллера[21]: «Не с кем поговорить, я один».
А ведь это действительно была идея. Не на кого посмотреть, некому навредить, некого заразить. Даже до ближайшего стада скота, который кое-как кормился на этой пустоши, было более ста миль.
Хотя пленка не давала ему почувствовать свежий воздух кожей или ощутить его вкус на языке, огромность пространства подавляла. За вычетом жары, плоское ничто и нависающее над ним небо напомнили Стиву просторы заснеженной тундры, с которыми столкнулись нацисты при наступлении по Плану Барбаросса, попытке вторжения в Россию. В яростном победном марше они оказались не подготовлены к постоянному напоминанию ландшафта о том, насколько они на самом деле маленькие. Семьдесят пять процентов их военной силы участвовало во вторжении – и впервые они потерпели подобное поражение, физически и морально.
В нем эти дали вызывали совсем другую реакцию, вероятно, незнакомую высокомерным наци – благоговение.
Решение высадить его было принято поспешно. До базы все еще оставалось много миль, когда куб, как будто потеряв терпение, остановился и сменил пластинку на всем давно знакомое:
– Wenn Kapitän Amerika ist nicht hier innerhalb einer stunde, werden viele zivilisten sterben.
Находящийся в Силиконовой Долине Старк сказал по телефону: то, что робота удалось завести так далеко – большая удача. Тони полагал, что куб не стал бы следовать за сигналом вечно, что у него есть таймер, и он должен был уже переключиться на другую подпрограмму. Просто от старости ответственные за это механизмы немного заело, но в результате длинного путешествия шестеренки механического пианино растрясло, и они освободились.
От свиста ветра в ушах голос Фьюри в комме было плохо слышно.
– Он в паре километров восточнее.
Роджерс видел врага. Далеко-далеко, но его прямые линии сверкали сквозь жаркое марево. Впрочем, Спящий становился меньше, уходил от него. Не осознавая, как близко до цели, он искал население, чтобы устроить побоище.
Чтобы привлечь его внимание, Стив с силой запустил щит. Стоя на месте, он смотрел на полет круглого куска металла. Щит почти исчез, когда знакомый звенящий удар сообщил, что оружие попало в куб. Потом щит отскочил обратно в сторону хозяина, но импульса, на который Кэп обычно полагался, могло не хватить на преодоление всей дистанции.
Не проблема. Нажатием пальца на ладонь он активировал магниты в перчатке и на щите, и диск со свистом полетел назад. Нарастающий звук точно сообщал Роджерсу, где щит, пока он смотрел на куб.
Достаточно ли одного раза, или Спящему требуется больше?
Куб перестал уменьшаться, но все еще не желал направляться к нему. Кэп думал, что слышит что-то, но этот звук утонул в стуке щита о перчатку. Потом он услышал его снова – громкие щелчки. Вспомнив шар, он подумал, что это работают механизмы внутри куба – но то были не они.
Суперсолдат слышал вырывающиеся лучи энергии, которые до этого видел на экранах. Исходя из четырех углов куба, они кромсали воздух и землю, отчего Спящий стал похож на большого квадратного паука на тоненьких, рубинового цвета, ножках. Правда, в отличие от ножек, куб не использвал их для передвижения, но они щелкали, когда поворачивались.
Может, они работали как сенсоры, пытаясь обнаружить врага?
Секунду спустя куб снова двинулся от него. Стив метнул щит и поторопился ему вслед, поднимая в воздух сухой песок при каждом шаге. Когда щит вернулся, он приготовился бросить его, не останавливаясь, еще раз, но куб, наконец, отреагировал.
Как плохой парень в классическом вестерне, он наклонился в сторону Кэпа. Двигаясь к нему, он стрелял во все стороны под разными углами. Смотреть на это вживую было совсем не то, что на мониторах, и обнадеживающие выводы Фьюри казались более убедительными. Очевидно, пустоты в кубе предназначались для остальных двух Спящих, они должны были образовать одно целое. Из того факта, что пустот только две, следовало, что, по всей вероятности, куб был последним из них.
Единственное, в чем Роджерс не был окончательно уверен, это что двое остальных действительно уничтожены. Но, имей нацисты доступ к Космическому Кубу, – и вся история Второй мировой была бы совсем другой.
Подстраиваясь под неторопливое движение куба, Капитан Америка замедлился. Единственными звуками были скрип его ботинок и шипение скользящего по песку куба. Когда дистанция сократилась, он сменил запись:
– Kapitän Amerika, endlich ihre schwäche wird von der ganzen welt gesehen warden!
«Капитан Америка, наконец твоя слабость станет ясна всему миру!»
Такая самонадеянность подтверждала, что этот Спящий, скорее всего, последний. В остальном, голос Гитлера не оказал никакого влияния на окружающий ландшафт. Дразнилка была стара и бессмысленна, как плач старой говорящей куклы.
– Kapitän Amerika, werden Sie schnell und suredly sterben wie jeder, der das ewige Reich zu widersetzen!
«Капитан Америка, ты падешь так же быстро и неотвратимо, как любой, кто вздумает выступить против Вечного Рейха!»
Слово «вечный» звучало особенно иронически. Нацисты верили, что существовало три немецких Рейха, или империи. Первой была Священная Римская империя, просуществовавшая около десяти веков. Второй – монархия, зародившаяся в процессе объединения Германии, которая прожила сорок семь лет. Третий Рейх, который Гитлер провозглашал вечным, продержался всего двенадцать. Хотя не было смысла объяснять это болванке с записью…
Тиканье и блеск солнечного света на металле сообщили ему, что лучи перенацеливаются в его сторону. Четыре красных луча выжигали окружающее, превращая песок в хрупкую стеклянистую корку. Атака была обозначена так явно, что Стив легко увернулся. Приземлившись ближе к кубу, он успел подняться и сделать несколько шагов, прежде чем тот выстрелил опять.