— В своем. — Кирилл слегка повернулся, из длинной царапины на бедре сочилась черно-красная, так похожая на чернила, кровь. Судя по вырванному куску ткани, рана была намного больше и серьезней, но зарастала на глазах. Но не это заставило меня зажать себе обеими руками рот, а хвост. Длинный, тонкий, так же покрытый чешуей, как и все тело, подвижной змеей обвился вокруг раненой ноги. — Она пришла в мою цитадель, скрыв сущность, пришла как служанка, а со слугами я делаю все, что захочу. По праву хозяина!
— Что ты с ней сделал? — потребовала она ответа, и я ни на секунду не усомнилась в ее праве требовать, как и в том, что он ответит. Любой бы ответил.
— Яд. — Цвет радужки его глаз стал абсолютно белым, сливаясь с глазным яблоком, оставив по центру темную вертикальную щель зрачка.
— Невозможно. Таких ядов нет!
— Есть. Твои целители его и придумали, и испытали на младшем Видящем, не забыла?
Она зарычала отрывисто, злобно, как собака, теперь уже он пил ее отчаяние.
— Он травит, он не дает крови восстановиться. Она будет умирать долго. Век, два, десять, у тебя будет время подумать. А впрочем… — Он постучал серо-стальным когтем по столу и сделал вид, что размышляет. — Тамарию можешь забрать и без клятвы. Считай, я передумал, размяк от твоих слез, вспомнил, как хороша ты в постели. Забирай и уходите. Без клятвы. Без обязательств. Война все расставит по местам.
— Нет. — Она вскинула голову, черные волосы густой волной качнулись у шеи, я подавила неуместное чувство восхищения.
— Что «нет»? Не уйдешь? Не заплатишь? Не заберешь? — Подвижный хвост поднялся, на его конце красовался светлый костяной нарост, похожий на наконечник от стрелы, именно им Седой указал на лежащую на полу Тамарию и сделал это настолько естественно, будто рукой махнул. — Кто дороже? Племянница, названная дочерью и воспитанная как дочь, или неожиданный подарок ушедших, родившийся от оставшегося безымянным отца, дочь, ради безопасности названная племянницей, Таисия Мирная?
Я мысленно обругала себя за невнимательность, за слепоту. Ради чужих детей мы не сходим с ума. Одно то, как Прекрасная бросилась на слуг, на Седого, стоило ей увидеть девочку, должно было дать подсказку. Я бы тоже бросилась. Внешнее сходство еще надо было разглядеть. Я не смогла. Маленький детский носик, несуразный на лице Екатерины, но органичный среди детских черт девочки. Лоб, волосы, губы и странная взрослость, то и дело проскальзывающая в ее поведении. Не Майя. Тайя. Таисия Мирная. Или Таисия Прекрасная?
— Как ты узнал? — Повелительница юга выпрямилась, высокая, гибкая, стройная.
— Предатели есть и в Белой цитадели. — Седой поднял опрокинувшийся графин, допил прямо из горла остатки. — Ты сунула нос в мою семью, я ответил тем же.
Я вспомнила, как Тимур говорил о своих планах, о Белой цитадели. О невозможных, неисполнимых планах. Никто никогда не уходил от Седого. А Седой никого никогда не отпускал. Бывший вестник не был беглецом, он был шпионом. Он не убегал к Прекрасной, он был послан туда. Это к вопросу о преданности и предателях, тут Седой намного опережал Прекрасную. Но кто сказал, что бывший вестник был единственным «засланцем»?
Екатерина зарычала, но сейчас это раскатистое «ррр» слышалось дивной музыкой. Почувствовав восхищение, она повернулась ко мне, давая рассмотреть себя от кончиков стройных ног до шелковистой макушки. Грация и красота сквозили в каждом сантиметре смуглого, украшенного точками бриллиантов тела, костюм казался лишним, уродующим и недостойным прикасаться к такой красоте. Теперь я знала, до какой степени она на самом деле Прекрасна.
— Он отравил мою дочь. — Ее голос сорвался, переходя во всхлип.
Я подалась вперед, всмотрелась в совершенное лицо и поняла. Правда вспыхнула в голове, ослепляя четкостью и красотой. Только такая достойна править. Только такая достойна жить. Только такой дано право приказывать. Только она.
Сияющая темная кожа, глаза цвета неба, пухлые губы, тонкие черты лица. Я не встречала подобного совершенства. Почему я не видела раньше, какая она?
Седой стоял напротив, разочаровывающий своей серостью.
— Это он! — закричала Екатерина. — Он во всем виноват!
— Моя смерть не поможет получить противоядие, — улыбнулся Кирилл, когда я потянулась к опустошенному графину.
Даже тогда, порабощенная демоном и понимающая с абсолютной ясностью, что должна сделать, я не подумала о зеркальном ноже. Я была беззащитна перед ее красотой. Плюс, он же минус, находясь во власти исступленного восхищения, теряешь способность думать и руководствуешься одними эмоциями.
— Скорее уж наоборот. — Он наблюдал, как мои пальцы сжимаются на липком горлышке.
Широкий замах, и графин разлетается на осколки. Кирилл встряхнул головой, и мелкое крошево осыпалось с его волос на пол. Сегодня здесь разбилось столько стекла, что на цитадель вот-вот должен обрушиться водопад вселенского счастья.
Я перехватила оставшееся целым горлышко и ткнула острым осколком в корпус. Седой без труда перехватил руку и сжал, заставив уронить оружие.
— Стоило лучше выбирать исполнителя, — прошептал он, ударяя хвостом мне под колени.
Я упала, едва не расплакавшись от бессилия, потому что на меня смотрела она.
— Твое решение, — потребовал он, — выбирай. Клятва и Таисия? Или отказ и Тамария? У тебя определенно перебор с наследниками, пора вернуть жертвоприношение во славу рода!
Я силилась подняться. Надо встать. Надо прекратить издевательство. Он не имел права предлагать ей подобный выбор.
— Кто из них тебе дороже? — Кирилл засмеялся, зло, жестоко, то, что все еще горело внутри демона, требовало крови, ему было мало царапин, оно хотело купаться в ней. — Ты ведь уже ответила в тот момент, когда разорвала горло посмевшим коснуться одной и отвернулась от второй.
Я уцепилась за край стола, но очередной удар каменным наростом опять уложил меня к ногам Седого.
— Твоему отцу тоже пришлось выбирать. И он выбрал Игната, не тебя. — Она бросила короткий прощальный взгляд на девушку, лежавшую у рапиры, и сжала губы, решение принято, и то, что она смогла сделать, восхитило меня с новой силой. — Тамария слаба, она не удержала бы предел.
— Другое дело Тайя, правда? А то, что именно она вышла из твоего тела, особой роли не играет, — закончил за нее Седой.
Прекрасная дернулась, как от пощечины. Ее боль отозвалась во мне.
И в этот момент хлопнуло. Уши заложило, будто в скоростном лифте одного из высотных торговых центров. Неприятное ватное чувство. В животе напряглась струна, по телу прошла знакомая вибрация. Энергия перехода, где-то рядом разлилось безвременье, всегда сопровождающее линии стежек. Но здесь дороги, ныряющей из мира в мир, не было и быть не могло. Александр нашел Орихора и разбил пузырек, выпустив в цитадель часть non sit tempus. Оно встряхнуло графитовые стены. Оно встряхнуло меня.
Я посмотрела на Екатерину. Она по-прежнему была прекрасна. Но мир полон как совершенства, так и уродства, и я не видела причин впадать в экстаз. Тот зачаровывающий ореол, что витал вокруг нее, исчез. Танец блестящих капелек на теле остановился.
— Предатель наказан, — сказал Седой, его хвост обвился вокруг моей руки помогая сесть, на ощупь он напоминал то ли рыбу, то ли рептилию, такой же холодный, плотный и чешуйчатый. — Все предатели. — Узкие зрачки расширились, ноздри затрепетали.
В ту же секунду в груди Прекрасной расцвел алый цветок, кровь разлетелась лепестками по коже. Хозяйка юга открыла рот и закричала. Восходящий удар в спину был такой силы, что нож пробил грудную клетку и вышел спереди. Я оглянулась: зеркального клинка в столешнице больше не было, кто-то более ловкий или лучше соображающий воспользовался им с большей эффективностью.
Смуглая кожа южного демона побледнела, россыпи бриллиантовой росы потекли по телу, будто капли пота. На их месте тут же выступали новые, но и они не задерживались, скатываясь и оседая на темном полу обычной водой. Голубые глаза мигнули. Раз. Другой. Третий. И остановились. Прекрасная падала. Демон умирал, без фейерверков, взрывов, массовых жертв, без проклятий и смертных пророчеств, как обычный человек. Крик оборвался. Екатерина упала.
— Рад, что не ошибся в тебе.
За спиной у повелительницы стояла Тамария. Бывшей повелительницы.
Убить демона можно. Не важно, каким ножом. Не важно, где и когда. Важно, чьей рукой. Демоны были бессмертны в том самом каноническом смысле, что так ласкает воображение человека. Останься демон в нашем мире и вернись обратно через пять веков, не изменится ни на гран, не постареет, не заболеет, не умрет. Живучие, вечные, не умирающие твари. При таком положении дел их давно бы уже стало больше: и людей, и нечисти. Но всему есть свой срок. Дети вырастают, им становится тесно под крылом у родителей. Хозяином предела может быть только один, и однажды они решаются на убийство. Рука, державшая клинок, должна быть родной. В убийце и в жертве должна течь одна кровь. Дети убивают родителей, жены иногда избавляются от мужей и от надоедливых свекровей, тетушек приживалок.