Однако жизнь как будто замерла, стоило на центральной улице появиться Ранульфу, на плече которого гордо восседала Леди Элла. Вилланы видели его лишь однажды, в день венчания, и теперь подозрительно косились в его сторону, недоумевая, с какой целью мог он пожаловать в деревню. Лишь один отчаянный паренек выкрикнул приветствие новому лорду, но как-то сразу осекся, испугавшись звука своего собственного голоса, разбившего мертвенную тишину. За долгую свою жизнь крестьяне уже уяснили, что общаться с хозяином можно исключительно посредством управляющего, когда же вдруг их навещал лорд, это неминуемо заканчивалось огромными неприятностями. Однако Ранульф, видимо, даже не замечал их, ни к кому не обращался, не назначил наказания и даже не учинил допроса — жители сделали вид, будто и сами не замечают его, и вернулись каждый к своему делу.
Однако стоит сказать, что Ранульф не очень хорошо представлял цель своего посещения деревушки, У него было лишь смутное подозрение, и он решил отдаться полностью в его власть, не задумываясь о том, что делал. И чего он совсем уж не мог предугадать, так это какова будет реакция жителей, когда он подошел к дому Красной Альмы.
Один из его воинов, уже успевший побывать здесь, довольно подробно описал Ранульфу, как найти ее хижину, что не составило для него никакого труда. Два гуся, испуганные его появлением, раскричались на весь двор, словно прогоняя незваного гостя. Однако дверь дома была открыта настежь, как бы приглашая войти. Едва Ранульф успел сделать пару шагов по направлению к дому, как навстречу ему выскочил тощий боров, стремительно мчавшийся в неведомом направлении, ибо глаза его были сокрыты деревянной кастрюлей, чуть державшейся на голове этого несчастного животного. Успев вовремя увернуться, Ранульф поглубже вздохнул и вошел в дом.
— Если вы пришли по делу — закройте дверь, если же нет, то этого делать не стоит — нам понадобится свет.
Ранульф не сразу сообразил, откуда доносился ее голос, поскольку единственным источником света была входная дверь, а сам дом оказался гораздо больше, чем Ранульф подумал, еще только увидев его. Альма была занята сменой простыней на довольно-таки неприглядной кровати, что стояла вдоль одной из стен. С другой стороны была привязана корова, безмятежно жующая пробивавшиеся сквозь земляной пол молодые побеги. Ранульф подумал, что вряд ли бы хозяйка этого дома стала хвастаться своим достатком. Ее бедность скрашивали всевозможные мелочи во внутреннем убранстве: нежные льняные простыни, затейливые занавески кровати, непонятные глиняные безделушки, развешанные на стенах, и всевозможные горшочки, наполненные каким-то зельем, приятно пахнущие пчелиным воском свечи вместо лучин из жира животных. Однако едва вступив в ее владения, Ранульф почувствовал другой аромат, а именно — оленьего мяса, варившегося в небольшом горшочке, стоявшем в печи. Ранульф нисколько не сомневался, что подобное лакомство, еще вчера подававшееся на господский стол, оказалось в ее доме как плата за оказанные Альмой услуги.
Ранульф не стал закрывать за собой дверь, и хотя Альма услышала, как он вошел, она все еще не видела его, ибо продолжала заниматься своим делом. Однако вскоре она повернула к нему свое любопытное лицо, но поначалу не узнала, поскольку лишь его темный силуэт выделялся на фоне двери. Но по росту гостя все-таки догадавшись, кто пожаловал к ней в дом, Альма побледнела от ужаса.
— Господи, спаси и сохрани, только не вы! — простонала она, еще больше бледнея. — О! Я имею в виду… прошу вас, милорд! Госпожа была так добра ко мне.