Тогда, напугав Кондрата рыданиями, я так и осталась в его комнате одна, где и спала спокойно до утра. А он с Ленькой в другой комнате был, и с ними эта подруга, Людка. Они, наверное, ее вдвоем драли. Я и с Ленькой была. Позавчера. С тем же успехом. Он друг Кондрата, тоже красавчик, только слишком сладкий, даже, я бы сказала, до приторности. Когда мы остались с ним вдвоем, и он полез ко мне со своими гнусными предложениями, я применила против него простой, но действенный прием – оскорбления. Он сразу сник и потерял способность к продолжению темы; о сексе после этого речи не было совсем. За такое поведение, конечно, можно и по голове получить. Но все обошлось, в этом плане мне пока везет. Меня даже на улицу не выгнали, хотя я была готова к такому развитию событий. И я опять спала одна. В той самой квартире. Только на этот раз в другой комнате. А квартира та все-таки необычная, даже какая-то странная. Перед входом над дверью там написано:
«Оставь надежду всяк, сюда входящий».
Помню, когда я снимала сапоги в прихожей, там над телефоном еще висела табличка: «Книга памяти», и ниже:
«Распишитесь тут друзья: здесь бывал когда-то я…», а на самом телефоне другая надпись:
"Обратной связи нет, теперь ступай в клозет". Бред какой-то. На двери туалета написано: "Кишкоизнаночная", и ниже пояснение: (Тут для секса нету места). Это уже интересно. А еще интереснее мне показалась надпись на двери в туалете изнутри:
«Сняв трусы, не суетись – тут бывало много пись!». Цинично, конечно, но под определенное настроение прикольно и даже смешно. На дверях в ванную комнату написано: "Комната страха, рекомендуется раздеться перед входом". Над умывальником внутри тоже надпись:
"Сила выпертой воды равна впернутой туды. /закон Архимеда/, и ниже приписка:
"Только покойник не ссыт в рукомойник". В коридоре, куда выходят двери трех комнат, начертано:
«Сделай правильный выбор».
Комната А. Прямо пойдешь, свой конец найдешь.
Комната Б. Налево пойдешь, покоя не обретешь.
Комната В. Направо свернешь, по рукам пойдешь.
Это для нас, для девушек, наверное, написано, чтобы с выбором не ошиблись. Я и сделала свой выбор. Причем оба раза правильный. Один раз пошла в комнату, ту, что прямо, на двери которой было написано:
А. "Исполнение желаний: мы для вашей радости готовы на всякие гадости".
В другой раз в другую комнату, что налево по коридору. – Б. «Исповедальная: входи, кто грешен, мы всех утешим».
Вот ведь, что сволочи удумали, а? Раньше человек приходил в церковь и опускался на колени перед справедливым исповедником, представляющим Б-га; так он, посредством исповеди очищал свою душу. И ему отпускались грехи, давались советы, как жить дальше, после чего человек уходил, очищенный и просветленный. Я об этом в книжках вычитала. А тут что происходит?.. Тьфу! И кто «исповедует»?! Самые, что ни на есть, грешники. И, главное, как исповедуют? Аж через стенку из соседней комнаты слышно.
Третья комната, где я еще не была, называется:
«Садо-мазо кабинет – выход есть, но толку нет».
Уж не знаю, что сочинитель этих надписей хотел этим сказать, но Кондрат объяснил, что всю эту фигню их старший товарищ и духовный наставник понаписал. Савва какой-то. Видимо, с фантазией человек. Явно нездоровой фантазией. Или, скорее всего, маньяк. Потому что Кондрат вчера утром, когда из квартиры выходили, пообещал меня этому самому Савве сплавить. Еще смеялся при этом как-то ехидно. А я и не пойду с ним, с Саввой или Совой, не знаю, как его там зовут. Зачем мне неприятности, на шару от него по голове получать. Хорошего же от такого не жди, и так понятно.
Так, я что-то отвлеклась от темы. Кондрат уже сворачивает работу, деньги пересчитал и в сейф закрыл, скоро, значит, пойдем на хату. Девкам шампанское наливает, и мне еще фужер достался. Не зря про мужиков говорят, что когда у них писка твердая, то сердце мягкое, проси чего хочешь, не откажут. А потом, когда они своего добьются, наоборот – писка мягкая, а сердце твердое, как камень, стучи – не достучишься. Ленька, дружок Кондрата, тоже здесь, между девок увивается. Многие девки прямо писают от него кипятком. Красавчик, что ни говори! А мне – по фигу. Я таких не люблю, сладенький слишком, и вообще их всех – ненавижу! Так, что-то я не поняла юмора?! Сегодня они меня с собой брать не собираются, что ли? Суетятся все, шепчутся, а меня стороной обходят. Нет уж, хрен! Тогда я им этот «дружеский» вечер так обломаю, и девок с собой уведу, если парни собираются меня «с хвоста» сбросить. Да вроде нет, все как обычно. Вот, Кондрат командует сбор, и эти дуры уже бегут впереди всех, еще улыбаются!..
В фойе, когда все мы вышли и ждали, пока Кондрат закроет свой бар, к нам подошел швейцар Ильич и с ним какой-то парень в черной кожаной куртке, я еще обратила внимание, что волосы у него шикарные – светлые, густые и кудрявые. Неожиданно этот парень обращается к Кондрату и говорит: «Ребята, возьмите меня хоть раз с собой на блядки». Жалостливо так просит. А этот придурок Кондрат, оглядев его высокомерно, указывает на меня пальцем, и спрашивает:
– С этой пойдешь? – и называет мое имя. – Яна.
– Что «Яна»? – встрепенулась я, подходя ближе.
– Вот, знакомьтесь, – говорит мне Кондрат, криво усмехаясь. – Это Шурик, наш посудомойщик. – И наклоняясь ко мне, говорит: – А ты лучшего и не заслуживаешь. – И смеется, гад! – Можешь, Яна, трахать ему мозги, сколько хочешь, он против не будет.
– Это почему же? – удивляюсь я, беря Кондрата под руку, и мы вместе покидаем ресторан, остальные следуют за нами.
– Потому, что он онанист и женщины его не интересуют.
– Тьфу, как противно! – говорю я. – А чего это он такой, ну, плотный, от онанизма что ли?
– Так он же в посудомойке у нас работает, вот и доедает все, что на тарелках остается, – смеется Кондрат, – оттого, видимо и поправляется.
Черт его знает, шутит он или правду говорит.
Кондрат тем временем останавливается, дожидаясь, пока с нами поравняются остальные, и берет Таньку, одну из девушек, за руку; я остаюсь одна. Вот я и дождалась! Какого-то онаниста мне в партнеры подсунули. Даже поиздеваться не над кем. А, впрочем, какая мне разница? А онанист – это даже интересно. Для разнообразия. Посмотреть. Наверно, еще больше после этого буду мужиков ненавидеть. Шурик быстро меня догоняет, но затем притормаживает и идет, держась на шаг позади. Стесняется, наверное, рядом идти – п о с у д о м о й щ и к. Голову опустил, ни на кого не смотрит. Правда, глаза у него добрые и наивные, это я еще там, в фойе ресторана заметила. И, кроме того, запомнила, какие у него губы. Они у него красивые. Интересно, а как он целуется? Тьфу, черт!
Какого хрена? Он же этот… онанист! Хотя и симпатичный, в общем, парень.
И вот мы все опять в той самой квартире. Всю дорогу мы шли молча, Шурик не произнес ни звука. На этот раз как-то неинтересно все складывается: все быстро распределились по комнатам, и нам с Шуриком достается как раз та самая третья комната, в которой я еще не была. Над ней, как я уже говорила, надпись:
"Садо-мазо кабинет, выход есть, а толку нет".
Я вошла и обернулась. Шурик входит следом и стоит у входа, с ноги на ногу переминается. Урод. Он как-то по-глупому широко улыбается, но глаз на меня не поднимает. От нечего делать я прошлась по комнате, и стала читать надписи, имевшиеся внутри:
На зеркале у шкафа:
Рентген души: Оглянись вокруг себя, не е… ли кто тебя.
На шкафу:
Раздевайся не спеша, ночка будет хороша.
На столе:
Стол учительский для пыток мучительских.
Кресло № 1:
Четвертовальное, для секса идеальное.
Кресло № 2:
Членовредительское, для смеха гомерического.
Окно:
Тут кричи, иль не кричи – не услышат вас в ночи.
Выход на балкон:
Здесь лета{те}льный исход; выход тут имеет – кто летать умеет.
Усаживаясь в кресло № 3, под названием: «Войди в меня», я его спросила:
– Скажи мне… Шурик, а девок ты трахаешь? – Я ему выдала это прямо в лоб. Мне всегда интересно такие вопросы задавать, люблю мужиков шокировать.
– А что… тебе Кондрат разве не сказал? – промямлил он.
До чего же все-таки все эти мужики противные! Еще и извращенцы среди них попадаются. Этот хоть для окружающих не опасен – тихо сам с собою… при случае надо будет в медицинской энциклопедии про онанистов прочитать.
– Сказал, – кивнула я, – только я не понимаю, как это?
– Ну, я, это… сам себя удовлетворяю.
– Ну так давай, занимайся своим делом, – говорю я весело и устраиваюсь в кресле поудобнее. – А я посмотрю.
– Не-а, я не могу так… я должен видеть.
– Что «видеть»? – начинаю раздражаться я.
– Ну, фотографии там, журналы какие-нибудь. Или женское тело, чтобы голое было.
Этот придурок стоит и ковыряет ногти, точь-в-точь как тот, который из «калинарного» техникума. Он еще часто по телевизору выступает. Во, вспомнила: артист Геннадий Хазанов.
– Где же я тебе эти фотки возьму? – говорю я этому балбесу непонятливому. И вдруг мне в голову приходит шальная мысль, уж очень мне хочется посмотреть, как он это будет делать. Упражнение под названием рукоблудие. И говорю ему ласково: – А если я разденусь, тебя это устроит?