– А ну-ка ты, убери пистолет и не ори на всю улицу, – сев в постели вскричала вдруг Светлана, и я даже ущипнул ее под одеялом, чтобы она не кричала и не дразнила мужа. – Ну и что, что ты меня застал, – продолжала она со злостью, я впервые видел ее такой. – Плевать я хотела. Он ведь не первый, и ты это знаешь. – Светлана говорила резко, запальчиво, и ее роскошные тяжелые груди, едва прикрытые простыней, которые в данный момент не вызывали во мне совершенно никаких чувств, подпрыгивали в такт ее словам. – Когда ты должен был поступать в академию, я там, в Москве, ради этого с двоими переспала, помнишь, а третьему, полковнику, пообещала дать, после того как поступишь. Так кто тебя в академию поступил, а? Кто тебе будущее обеспечил? Не я ли? Скажи еще, что ты ни о чем не догадывался? Притворись глупым и наивным. Ага, ты знал об этом, не так ли? А сегодня?.. Ты же на три дня уехал, и я была в плохом настроении, а ты в своей этой… Тарутино, взрослый мужик, а в войну, словно пацан, играешь. Ну и что мне оставалось делать? Огурец или морковку использовать? Ну не могла я в эту ночь без мужчины, понял ты, козел?.. Неужели я не имела права позволить себе эту маленькую женскую слабость?
У меня внутри похолодело. Ну, теперь-то уж нам обоим точно кабздец. За такие слова… Я стал делать Светлане всяческие гримасы, стараясь остановить поток этих слов, но она распалялась все больше, и у меня, глядя на капитана, сжимавшего в руке пистолет, вдруг мелькнула безумная мысль – может, предложить ему денег, выкупить свою жизнь, хоть все деньги отдать, что были в сумке «Дельта», закрытой сейчас в сейфе в баре у Кондрата, – плевать на них, жизнь дороже, мертвому они мне все равно не пригодятся.
Павел, перекосившись от злобы и жаждая, видимо, прервать поток жениных слов, подошел к постели с той стороны, где лежала Светлана, и, не опуская пистолета, другой рукой с размаху влепил ей сильную пощечину, отчего та откинулась на подушку и замолкла, очевидно, потеряв сознание.
Меня обдало едким запахом пота, кожи и сапог, оружейной смазки и запахом пыли дальних дорог. В голове вновь стал зреть план броситься на Павла, но он, брезгливо оглядев меня, сказал:
– Ну ты, мудило, пошел вон отсюда.
Так легко и просто? Я могу уйти? Конечно, я ему не поверил. Сейчас я встану, и тогда мишень в моем лице значительно увеличится в размерах, и он с радостью всадит мне пулю… в любую часть тела. На выбор. Я не шелохнулся, считая, что он до сих пор не стреляет лишь потому, что боится задеть Светлану, но он повторил:
– Ну, пошел отсюда. Вон. Быстро, я сказал.
Как раз в эту секунду я нащупал, наконец, свои трусы, мои гениталии от страха, совсем как у йогов высшей квалификации, целиком втянулись в пах, и я стал в этот момент как бы бесполым. Ужом под одеялом я буквально вполз в трусы и выбрался из постели.
Похватав свои разбросанные по полу вещи, я устремился к выходу, затылком ощущая преследующую меня черную дырочку пистолета. Оказавшись в коридоре, я в десять секунд натянул джинсы и рубашку, сунул ноги в ботинки, сдернул с крючка куртку и, потянув на себя дверь, уже собрался было выскользнуть на улицу, как тяжелый пинок сапогом под зад буквально подбросил меня в воздух и я, описав дугу, с трудом приземлился на четвереньки.
Я вскочил, обернулся в бешенстве – никогда еще в жизни я не получал столь позорных пинков! – но дверь перед самым моим носом захлопнулась.
Задница моя горела от поджопника, но уже в следующее мгновение я осознал, что заслужил его, а учитывая сложившуюся ситуацию, этот пинок был мне нежнее поцелуя Светланы, и уж точно гораздо менее болезнен, чем пуля.
И лишь пройдя с десяток шагов и несколько раз обернувшись, я понял что мне больше ничего не грозит, вдохнул наконец полной грудью, вдохнул нормально, казалось, впервые с тех пор, как увидел в комнате Павла, – воздух был упоительно вкусен, чист и прохладен, я им дышал, а значит – я жил.
Блондинки, скажу я вам, вообще не по моей части. И – более того – с некоторых пор они для меня как бы вообще не существуют, я не испытываю к ним никаких чувств, они меня не привлекают и не возбуждают, и точка на этом!
Вот ведь даже Мэрилин Монро мне нравится не цветом волос, а лишь своей откровенно выраженной женственностью и сексуальностью (так же как и Светлана, кстати). Тем более что у Мэрилин Монро свои собственные волосы – черные, а белый цвет – приобретенный, так же, как и имя. Короче, стоит ли говорить, что с той самой ночи, проведенной мною со Светланой, после того как ее муж застукал нас в своей супружеской постели, я стал всех блондинок с опаской обходить стороной. Да и брюнеток тоже, если они были офицерскими женами.
Проснувшись на следующий день в своей собственной постели, я стал припоминать события предыдущего дня, вечера, и, в особенности ночи во всех подробностях, и никак не мог поверить, что все это происходило на самом деле со мной. Торопливо одевшись, я отправился в бар к Кондрату, и только увидев его, стал постепенно приходить в себя, начиная верить в реальность происходящего.
– Ну, где же ты болтаешься, миллионер? – спросил он насмешливо, когда я вошел в бар и стал настороженно озираться по сторонам, словно ожидая увидеть здесь фигурантов прошедшей ночи, и главного из них – Павла, мужа Светланы, с огромным пистолетом в руке. – Ты кого-то ищешь? – раскатисто засмеялся Кондрат, и я тоже засмеялся, но каким-то неестественным, нервным и зыбким смехом. Потом, вспомнив кое о чем, я засунул руку в карман и вытянул оттуда ключ, который накануне вечером вручил мне товарищ. Этим ключиком, пройдя в подсобку, я отпер сейф, достал свою сумку и открыл ее. Тугие ровные пачки покрывали ее дно – это были деньги, выигранные мною вчера, они находились на месте и были вполне реальными.
– Этой ночью ты, брат, чуть было не стал моим наследником, – сказал я Кондрату, он, не поняв, пожал плечами, и тогда я попросил его налить в две стопки коньяку и сварить кофе на песочке, а сам устроился на пуфике напротив и, наблюдая за тем, как он гоняет турочки по раскаленным песчаным барханам, стал обстоятельно пересказывать другу все перипетии вчерашнего дня.
Новелла третья Дитя любви
Глава первая
Я сидел на пуфике у стойки бара, за которой орудовал мой товарищ Кондрат, и лениво гонял соломинкой льдинку в стакане с яблочным соком, когда в помещение вошли две новые клиентки. Заинтересовавшись незнакомыми мне дамочками, я развернулся в их сторону вместе с пуфиком, чтобы разглядеть их получше. Они же, остановившись в трех шагах от меня, стали с интересом озираться по сторонам. Одна из них – среднего роста крашеная блондинка, одетая в цветастый ситцевый костюм, была, мягко говоря, маловыразительна: редкие, словно прилизанные волосы, бесцветные брови, черты лица мелкие и малопривлекательные, да и фигура, насколько я успел ее разглядеть – так себе, не ахти… Я перевел взгляд на ее спутницу, и эта дамочка, в противоположность первой, показалась мне настолько хорошенькой, что я не смог сдержаться и выразил свое восхищение восклицанием: «Ах!» Высокая, под 170 см, шикарные темно-каштановые волосы, собранные в косу и заколотые красивой черной с золотом заколкой, обрамляли хорошенькое лицо, на котором выделялись огромные светло-карие глаза. Аккуратный прямой нос, чудесной формы рот и безупречные жемчужные зубы дополняли ее портрет. Мой восторженный взгляд скользнул ниже и – о боже! – я увидел, что сложена она идеально, и что ее фигура соответствует ее прекрасному лицу. Темное, удачно подобранное платье красиво облегало высокую грудь, узкую талию, крутые, четко очерченные бедра, ну а стройность ее ножек могла удовлетворить самому взыскательному мужскому вкусу. Итак, все увиденное мною вызывало заслуженное восхищение: великолепные формы этой девушки были достойны кисти художника, – она была потрясающе хороша. Да, передо мной находился, если так можно выразиться, великолепный образчик женщины! Дамочка эта обладала замечательной внешностью и была как раз в моем вкусе!
Не обратив на меня, буквально впившегося в нее взглядом, никакого внимания, и заказав бармену два коктейля с шампанским, заинтересовавшая меня дамочка, сопровождаемая подругой, проследовала в дальний угол бара, где они устроились за столиком в кабинке…
Весьма взволнованный и совершенно очарованный ею, я продолжал наблюдать за ней и ее подругой: вот Кондрат сам относит за их столик заказ; дамы, начиная цедить через соломинки свои напитки, продолжают о чем-то увлеченно беседовать; при этом они так увлечены разговором, что совершенно не замечают окружающих. Не в силах оторвать своего взгляда от брюнетки, я наклонился над стойкой и сказал своему товарищу: