Она подошла к краю сжатого пшеничного поля, но Люси по-прежнему не было видно. По ту сторону поля росли фруктовые деревья, подаренные друзьями Эбби, лордом и леди Хавершем, дальше — редкие хилые стебельки зрелой пшеницы. А еще дальше простиралась бахча с растущими на ней тыквами. Лорен уже обменяла их на сало, которого им теперь хватит месяца на два.
Господи, какая жара! Под тяжелой копной густых волос вспотела шея, и Лорен попыталась связать их узлом, но смогла лишь убрать с лица несколько выбившихся прядей. Смахнув пот со лба, девушка побрела дальше, сокрушенно качая головой при виде истоптанного свиньей пшеничного поля.
Люси она обнаружила среди раздавленных тыкв. Громко чавкая, та с жадностью поглощала одну из них.
— Ох нет! — ужаснулась Лорен и подбежала к свинье. Люси уставилась на молодую женщину, но от тыквы не отошла.
— Вон отсюда! — крикнула Лорен, прекрасно зная, что за всю свою долгую жизнь Люси не подчинилась ни одному ее приказанию.
Свинья грозно захрюкала. Лорен подумала, что, если унесет последнюю оставшуюся в ряду тыкву, этот ходячий окорок, может, и пойдет за ней. Но едва Лорен потянулась к тыкве, как Люси бросилась на нее.
Лорен отскочила. Такого еще не бывало. Став между Лорен и полусъеденной тыквой, свинья принялась рыть землю. Лорен предусмотрительно отпрянула, но свинья не прекратила своего занятия и еще громче захрюкала. Лорен знала, что успокоить ее может только одно.
В отчаянии она запела песенку из пьесы Шекспира. Если что и любил угасавший Хельмут, так это хорошие пьесы. Не важно, английские, немецкие или французские. Спектакли, которые ставили в Бергеншлоссе, стоили огромных денег, и если Хельмуту тот или иной нравился, его повторяли несколько раз.
Ах, Сильвия, ах, какова она, Что ею восхищаются мужчины! — тихо пропела Лорен и умолкла. Но стоило Люси начать рыть землю, как Лорен снова запела:
Прекрасна, непорочна и умна.
И добродетелью одарена.
Да! Для восторгов есть причины!..
Люси перестала рыть землю и подозрительно посмотрела на Лорен.
Красу ее сравним ли с добротой? Ведь эти две повсюду ходят рядом! И всякий, одержимый слепотой, Прозреет, исцеленный красотой, Когда она его одарит взглядом.
Лорен осознавала всю нелепость своего положения: стоять посреди бахчи и распевать песенки для ходячего окорока. Однако другого выхода не было — если она замолчит, Люси бросится на нее. Но не может же она петь здесь до бесконечности. И Лорен, оказавшись в ловушке, размышляла, как ей быть.
Остановившись, Алекс снял сюртук и поднял ногу. Черт побери! Подошва его дорогого, очень дорогого сапога была прорвана камнем. Он столько заплатил за эти сделанные на заказ кожаные сапоги с ботфортами, что, казалось, в них можно дойти пешком до Шотландии и обратно. Перекинув сюртук через плечо, он двинулся дальше, морщась всякий раз, когда наступал порванным сапогом на камешек. Господи, никогда еще он не попадал в такое ужасное положение. Сначала этот упрямый зверь, потом Юпитер, а теперь сапог. Не говоря уже о том, что он просто плавится под палящим солнцем. Алекс сердито сдернул шейный платок, пробормотав пару теплых слов в адрес своего портного, как вдруг внимание его привлек какой-то странный звук.
Наверное, послышалось.
Он остановился, напрягая слух. Нежный голос пел веселую ритмичную песенку; она доносилась с ветром, казалось, ниоткуда.
Прекрасна, непорочна и умна. И добродетелью одарена…
Да, определенно у него галлюцинации. Это песенка из «Двух веронцев». Он едва сдержал смех, представив себе, что какая-то фермерша распевает песенку из пьесы Шекспира. Хмыкнув, Алекс покачал головой и снова пустился в путь, но тут же остановился.