– Проколотое отверстие – эта рана, капающая кровь, – представляет собой ушные украшения.
Без колебаний он проколол первое ухо, чем вызвал громкий плач ребенка.
Мэгги сделала над собой усилие, чтобы вспомнить слова Соколиного Охотника – чем больше ребенок кричит во время операции, тем это считается лучше, ибо плач означает, что неприятности и боль уже преодолены и, следовательно, ее ребенок вырастет здоровым взрослым человеком.
Второе ухо было проколото в сопровождении еще более громкого плача, а затем в дырочки были вставлены смазанные прутики, чтобы ранки оставались открытыми и не пришлось бы повторять процесс прокалывания.
Мэгги была удивлена, когда Соколиный Охотник быстро подошел к ней и положил ей на руки плачущую девочку.
– Теперь она твоя навсегда, – сказал Соколиный Охотник, глядя, как Мэгги крепко обнимает и нежно разговаривает со своей дочерью, что быстро успокоило плач ребенка. Девочка теперь находилась там, где ей и положено было быть: в руках матери.
Мэгги с любовью посмотрела на Соколиного Охотника, изо всех сил стараясь вспомнить, как сказать спасибо на языке арапахо. Когда она заговорила, то слово вспомнилось само собой, как по волшебству.
– Хахоу, – прошептала она. – О, спасибо, спасибо.
Соколиный Охотник кивнул, затем проводил Мэгги из вигвама и через толпу.
Тихий Голос наблюдала, злясь и испытывая душевную боль, так как знала, что ритуал прокалывания ушей приблизил ребенка к Соколиному Охотнику. Это переполняло ее злобой и ревностью, однако, она не могла действовать, повинуясь своим чувствам.
Но она будет действовать, и скоро!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Мэгги чувствовала себя на седьмом небе от счастья, потому что с ней, наконец, была ее малышка. Она вошла в вигвам Соколиного Охотника, не в состоянии отвести глаз от своей красивой дочери. Мария Элизабет больше не плакала. Казалось, боль смыла слезы, которые она пролила во время ритуала.
– Иди и посиди с Небесными Глазами возле огня, – сказал Соколиный Охотник, ведя Мэгги под локоть к мягким подушкам из меха.
– Ты настаиваешь на том, чтобы мы звали ее Небесные Глаза? – спросила Мэгги, отведя свой взгляд, встретившись с его глазами. Она не хотела говорить Соколиному Охотнику, что имя Небесные Глаза всегда будет ей напоминать о цвете глаз дочери, которые в свою очередь всегда будут ей напоминать о ее отце!
– Так лучше. Так же, как было лучше для нее покормиться от груди женщины арапахо, – сказал Соколиный Охотник. – Ребенок не был бы никогда принят, если бы он не был вскормлен индейским молоком. Она будет еще легче принята с именем арапахо.
Он помог ей сесть на подушки из меха и покрывал, затем сам сел рядом с ней.
– Соколиный Охотник принял такое решение, потому что он любит тебя, – сказал он нежно. – А не для того, чтобы сделать тебе назло.
Мэгги ласково улыбнулась Соколиному Охотнику.
– Я думаю, что я знаю это, – прошептала она и устроилась поудобнее. – И я не буду больше задавать вопросов по поводу имени моей дочери.
Она вытянула свои ноги и положила на них свою малышку. После того, как Мэгги развернула одеяльце, в которое девочка была завернута, она медленно подвигала своими ножками. Теперь, когда Мэгги возвратили Небесные Глаза, она с гордостью начала ее изучать, как будто впервые. Ее дочь казалась сейчас очень любознательной: ее синие глаза были широко раскрыты и изучающе смотрели на мать.
– Такие крошечные губки и, посмотри – маленький вздернутый носик, – шептала Мэгги, отворачивая последний уголок одеяла.
Ее руки осторожно касались нежных ручек и ножек дочери. Легонько приподняв одну из ее ножек, Мэгги пришла в умиление от того, какая она маленькая.