Он открывал для себя много любопытного и достойного восхищения в характере этой женщины, гораздо больше, чем когда-либо ранее, когда его привлекал кто-то еще.
– Мы будем ехать до тех пор, пока солнце не начнет клониться к закату, покрывая небо красным одеялом, – сказал он, когда Мэгги взяла в руки вожжи, кивнув в знак молчаливого согласия.
С этими словами Соколиный Охотник направился к Пронто и сел верхом на своего жеребца. Он подал Мэгги знак рукой, и она поняла, что должна следовать за ним.
Действуя вожжами, Мэгги заставила волов развернуть фургон. Она не могла отвести взгляда от мужественной спины арапахо с выступающими на ней мускулами, отливающими медью под яркими лучами солнца. Она позволила себе вволю любоваться им, зная, что он и не подозревает об этом.
Он был высок, мускулист, узок в бедрах. Она смотрела на его черные с блеском волосы, развевающиеся на ветру, когда он скакал по направлению к отдаленным горам. В нем было столько величия, столько благородства. Он обладал всеми качествами великого вождя. Возможно, он и был вождем.
Одно только пребывание рядом с ним вызывало в Мэгги трепет. Никогда ни один мужчина не заставлял ее чувствовать слабость от одного лишь своего вида.
Затем она перевела взгляд на свой живот, почувствовав внутри себя шевеление ребенка. Это было напоминание о том, кто она, в каком она положении… Было абсолютно ясно, что момент был совсем неподходящим для того, чтобы давать волю фантазиям о красивом мужчине, и не просто о красивом мужчине – об индейце.
Она посмотрела на грязное пончо и поднесла руку к лицу, содрогнувшись при мысли о том, что он должен думать о ее внешнем виде.
Господи, как бы ей хотелось помыться! Но пока Соколиный Охотник сопровождает ее, как сможет она найти время, достаточное для того, чтобы раздеться и привести себя в порядок? Она хотела как можно дольше не говорить ему о том, что она беременна, до тех пор, пока это не станет необходимо. Если он узнает о ее беременности, то может просто отказаться от намерения помочь ей. Индеец может просто оскорбиться, что помогает беременной женщине произвести на свет еще одного белого ребенка.
Может, ей следовало бы покинуть его и попытаться самой добраться до торгового поста вовремя?
Но она быстро отогнала от себя эту мысль. Было больше шансов выжить в индейской деревне. Одна она снова может заблудиться в этой дикой местности.
Она подняла глаза к небу и стала молить всемогущего, чтобы арапахо посочувствовали бы ей в ее положении. А если нет? Что ждет впереди? Что будет с ее ребенком?
Она нахмурила брови, снова опустив свой взгляд на Соколиного Охотника, и проклинала, Фрэнка Харпера. Он был виноват в том, что весь ее мир перевернулся вверх ногами. Она всегда будет его ненавидеть. Всегда. Если какими-то судьбами она снова с ним встретится,. у нее не займет много времени поднять револьвер к его сердцу. Она с восторгом нажмет на курок!
Они ехали вперед, пока пурпурная мантия горных сумерек не упала на холмы. Они не отдыхали и не ели до тех пор, пока не добрались до чистого ручья, который обеспечивал водой долину. Здесь Соколиный Охотник развел огонь в уютном, окруженном скалами месте.
– Скоро спустится черная ночь, – сказал индеец, беря свою лошадь под уздцы. – Лучше, если мы сейчас же напоим своих животных, а затем попьем сами. Также лучше помыться до наступления ночной прохлады. Завтра, возможно, на нашем пути встретятся только высохшие реки и русла речушек. Эта засуха делает жизнь тяжелой, и ни в чем нельзя быть уверенным.
Мэгги отвязывала свою корову от фургона, когда слово «помыться» свалилось на нее, подобно удару грома.
– Помыться? – произнесла она заикаясь, и обернувшись, посмотрела в глубокие темные глаза Соколиного Охотника.