– Простите, – повторила она тоном, в котором звучало нечто среднее между мольбой и сдержанным гневом. – Предоставьте мне еще один шанс. Вы не можете прогнать меня теперь. Я знаю, что смогу сделать все лучше.
Внезапно Чарлзу захотелось как следует встряхнуть ее. Она пошла навстречу его желанию, зная, что является невинной – ну по крайней мере в физическом смысле, – и отвела ему роль… кого? Обольстителя?
Совратителя? Звучит ужасно. Он встал, и его страсть охладела, однако где-то в глубине сознания оставалось сожаление, что все закончилось так быстро.
– Поднимайся, – резко сказал барон и зажег ближайший газовый светильник, чем окончательно изгнал желание, которое напрягало его тело, как тетива лук. Надо держать себя в руках.
Вспыхнувшее пламя – сначала оранжевое, потом желтое – наполнило комнату теплым светом, отчего стало еще хуже. Когда Чарлз обернулся, Мэгги продолжала сидеть на полу со смятыми юбками и голыми икрами ног. Выражение ее лица казалось озадаченным и вызывающим, хотя в глазах еще теплилась страсть. Пышные волосы были растрепаны, а корсаж спустился до талии, обнажая простой жесткий корсет. Проклятие, этот вид снова пробудил в нем желание!
– Я не уйду, – сказала Мэгги, воинственно подняв подбородок, хотя голос ее дрожал, а темные глаза были широко раскрыты. – Я дала вам то, чего вы хотели, и не моя вина, если вы решили, что поступили плохо.
Слух Чарлза резанули слова «то, чего вы хотели». Он оглядел скромную гостиную и с особой ясностью осознал, что дом, который должен принадлежать этой девушке и который являлся частью его наследства, представляет собой удобное тихое место, где барон Эджингтон может содержать свою любовницу. Разве не вполне логично и естественно, что он имеет право предъявить этой девушке соответствующие требования?
– Сядь сюда, – приказал он, указывая очертания дивана под белым покрывалом. – И ради Бога, застегни платье.
Мэгги пристально смотрела на него долгое время, потом поднялась с ковра и, осторожно подойдя к дивану, присела на край. Она даже не попыталась застегнуть корсаж.
Чарлз поспешно привел в порядок свои брюки и, подойдя к Мэгги, окинул ее взглядом. Она была такой маленькой и растрепанной, такой смущенной и недоверчивой, что ему стало не по себе, оттого что он выступал как бы в роли чудовища.
– Ты не сказала, что не хочешь этого, – сам того не замечая, произнес Чарлз, словно защищаясь от обвинения.
Мэгги молча посмотрела на него, и он подумал, если бы она первая поцеловала его, то он мог бы возложить всю вину на нее. Однако это сделал он, хотя Мэгги отвечала на его поцелуй, как он и ожидал, а потом сама начала расстегивать платье, поощряя его; правда, возможно, только потому, что проявляла послушание.
Проклятие! Теперь эта уличная девчонка смотрит на него так, словно он убил ее мать. Она такая невежественная, такая заурядная в этом ужасном коричневом платье и в нелепой шляпе. По-своему мила, конечно, но слишком вульгарна. Он явно потерял разум там, в темноте, ни о чем не думая, кроме того, что в его объятиях молодая и страстная женщина. Следует учесть также, что последние семь месяцев он с головой ушел в заботы о фамильных поместьях и совершенно был лишен женского общества. Так что в случившемся сейчас нет его вины. Он поступил так, как поступил бы любой мужчина в данной ситуации.
– Я думал… – Чарлз замолчал. Ей не надо знать, о чем он думал. – Маргарет. Я не жду от тебя ничего, кроме исполнения роли, которую я отвел тебе в расчете на твои превосходные актерские способности.
– О! – произнесла Мэгги. Хотя она не покраснела, в этом звуке отразилось чувство стыда. – Но вы целовали меня…
Чарлз приподнял бровь.
– Я оказался в темноте наедине с привлекательной молодой женщиной и повел себя вполне естественно для мужчины.