Михаил Садовский - Зига

Михаил Садовский Зига

На самом-то деле Дзига, но «д» так уютно притулилось к «з», так слилось с ним, что получалось Зига — и произносить легче, и вроде бы понятнее, хотя что тут понятного… но все друзья звали его Зига, а между собой, за глаза, он был Зига и для тех, кто помоложе или вовсе с ним не знаком. Так часто случается: Мурадели все звали Вано или Ваня, Афанасьева — Лёня, Щедрина — Родик… это в России выражение крайней близости дружеской ли, душевной ли…

Я тоже звал его Зига, но только за глаза, а в общении — Сигизмунд Абрамович, Сигизмунд Абрамович Кац. Некоторые мои однолетки, то есть вдвое, по крайней мере, моложе Каца, обращались к нему на «ты» и «Зига», но мне не по душе это микошонство… Зато он всегда говорил мне запросто, по-отечески: «Миша» или «Садовский»… хорошо от этого становилось…

Трудно припомнить, когда мы познакомились с ним лично, потому что, как я выяснил потом, песни, которые любил петь с детства, именно им написаны, а вот, как я его увидел и когда… не припомнить, но точно: совсем молодым, потому что…

В ранние шестидесятые, когда я начал получать первые копейки за литературный труд, но ещё держался за инженерный стул, чтобы прокормиться, гонорары выдавали просто: приходил автор в бухгалтерию в назначенный день и расписывался в ведомости, как за обычную зарплату, и дней таких в месяце тоже было два, как на любом производстве. В эти два дня выстраивались длинные очереди к заветному окошечку, но никто не сетовал, потому что тут можно было повидаться с друзьями, познакомиться с новыми интересными людьми, а то и затеять какое-нибудь интересное творческое дело, которое начиналось тут же в буфете за рюмкой… тогда ещё было очень далеко до горбачёвской алкогольной придури… И вот, в одной из очередей, я вдруг буквально за спиной слышу быстрый, чуть с придыханием, знакомый говорок — конечно, это Зига! Несомненно. Я радостно оборачиваюсь, мне приятно, я горд — рядом с самим знаменитым Зигой в очереди за гонораром! И говорю: «Здравствуйте, Сигизмунд Абрамович! Что, песня пошла?» Зига действительно стоит прямо за мной, как я его не заметил?! Он берёт меня под руку, притягивает к себе и сообщает полушепотом, как самую важную тайну: «Миша! Песня пошла, когда бухгалтер поставит галочку и скажет: „Поставьте сумму прописью и распишитесь!“ Понял!?»

Ну, кто может ещё так сказать? Чьи афоризмы и изречения не менее знамениты, чем его песни?! Конечно, это Зига!

Какие песни? Вопрос резонный. Они, песни Каца, почему-то очень быстро, я бы сказал, буквально сразу же, как начинали звучать, — теряли автора. Поразительное постоянство повального большинства его опусов…

Ну, кто это в огромной стране не повторял вслед за сипловатым голосом любимца народа Михаила Жарова:

Или мы забыли?

Это всё из того же фильма «Машина 22–12»

Он стоит, модно одетый, на знаменитом «пятачке» у дверей дома композиторов, где перекрещиваются многие пути — музыкальные, литературные, человеческие… о встречах на этом крошечном пространстве у афиш или за ними, на вытоптанном типичном московском скверике, загаженном собаками до… не стоит об этом… Лучше о том, что смело можно браться за перо и увековечивать — увековечивать именно те слова и мысли, что возникли здесь, где прошли буквально все музыканты от гениального Шостаковича, который жил в этом доме, Дунаевского, Хачатуряна, Хренникова… до самых молодых, ещё студентов, или даже школьников, которые тут делали первые шаги в музыке, исполнительстве и сочинительстве, здесь рождались с полуслова широкие полотна и песни, новые спектакли, гастрольные поездки, знакомства, кончавшиеся дружбой, а иногда и свадьбой…

Давайте перечислим песни Сигизмунда Каца — несколько хотя бы, без которых невозможно представить те годы, без них мозаика жизни того времени будет выглядеть щербато и требовать немедленного восстановления — восстановления не только картины — справедливости… Итак!

Вряд ли много людей вспомнят, что это песня из кинофильма «Боксёры», начатого в 1940 на Одесской студии и вышедшего на экраны в первые месяцы войны…

А «Два Максима»…

Не припоминаете? Разве? Но и сегодня повторяется через столько поколений:

А старшее поколение ещё помнит голос Бориса Крючкова, «главного» Максима… это он впервые исполнил песню…

«Шумел сурово брянский лес» … Это песня из самых трудных месяцев войны 1942 года…

А вот уж поистине народная «Сирень цветёт», в которой Зиге принадлежит не только музыка, но и всем известный, народный в буквальном смысле, рефрен…

Это тоже из военных лет. Песня родилась в 1944 году, и буквально не было окна, из которого не слышался бы сладенький тенорок Владимира Нечаева, повторявший эти слова. А один солдат в письме спрашивал композитора: откуда, мол, поэт знал, что война в мае кончится, ведь сирень в мае цветёт, а он так угадал… Это не поэт угадал — сам композитор, не хватило ему стихов Алексея Суркова, и он написал для «рыбы» эти строки… а они остались, как примета времени. Впрочем, это счастливая судьба многих его творений… Вспомните!

«По московскому времени», «У нас в общежитии свадьба», «Дай руку, товарищ далёкий», «Если хочешь ты найти друзей…»

Может быть, совсем молодым людям эти песни не бередят душу, не возникают вслед за названием мелодии и строчки… а более взрослые и пожилые, знающие их, наверняка не связывали с именами композитора, тем более авторами стихов…

Я не берусь объяснить этого феномена, но так оно случилось. Зига, по-моему, относился к этому спокойно… шли его оперетты, звучали необычайно широко его песни, сам он пользовался, я бы сказал, заинтересованным вниманием коллег — с ним рядом всегда было легко и даже весело… его остроумные реплики свободно соперничали с остроумием его знаменитых по этой части друзей Михаила Светлова и Юрия Олеши…

Директором Всесоюзного издательства «Музыка» в то время был Абрам Гольцман. Издательство находилось, как бы по наследству, в бывшем знаменитом нотном издательстве Юргенсона на Неглинной улице в самом центре Москвы… Сигизмунда Каца пригласили поработать для детей, написать для них песни, и он не отказался, хотя был занят, но… гонорар, мягко говоря, разочаровал его… Он решил поговорить с директором на эту тему. Пришёл, но кабинет был пуст, и секретарша куда-то отлучилась… тогда Сигизмунд Абрамович взял листок бумаги (говорят, даже нотной), написал и оставил на директорском столе:

«Писать для детей надо так же, как для взрослых, только немного лучше!»

И чуть ниже:

«А платить меньше!»

Говорят, такая саркастическая «Докладная записка» подействовала, платить с тех пор за произведения для детей стали больше.

В Союзе Композиторов работа шла по секциям… одна из них — «Массовой песни» собирала композиторский цвет Москвы. Все те, кто был причастен к созданию любимых страной песен, и авторы музыки, и поэты приходили сюда … Только что родившиеся шедевры исполнялись прямо с «горячего листа» чаще всего композиторскими голосами, в основном почему-то тихими и сиплыми… но зато, какие мелодии! Иногда появлялись знаменитые певцы, чтобы «показать» песню, порой авторы приносили готовые записи перед эфиром, перед выходом фильма… фамилии перечислять бессмысленно — все бывали тут. Здесь была своеобразная академия песни, разговоры и оценки прослушанного произведения — существовала поистине потрясающая школа творчества… Никто, конечно, не заботился о том, чтобы высказывания, прямо скажем, великих мастеров остались на бумаге… жаль… уходили отсюда «в люди» только песни и остроты, потому что среди того поколения композиторов были великие острословы, такие как Никита Богословский и Сигизмунд Кац…

Зига никогда не говорил громко или резко, часто подходил к роялю — он играл великолепно, готовился стать пианистом, вернее сказать, стал им, но мелодический дар перетянул… он подходил к роялю и сходу показывал своему товарищу, где его мелодия похожа (слишком уж) на существующую песню. Он компилировал так остроумно и неожиданно! Это никто не записал, это не воспроизвести… это ушло вместе с ним! Как жаль!