— Но к чему спешить? Ведь она не помешает мне взять его сейчас… Скорее, надо отыскать ящичек!
Тут он с грубым цинизмом, возмутительным в подобную минуту и в подобном месте, стал открывать один за другим шкафы, выдвигать ящики из комодов, рыться в белье, одежде и золотых вещах с жадным упорством гиены, отыскивающей добычу.
Поиски длились долго, не раз асиендадо был вынужден прерывать свое чудовищное дело, лицо его окаменело, пот струился с висков, движения были порывисты, не раз взгляд его невольно устремлялся на бедную покойницу, которая лежала на своем ложе спокойная и прекрасная, и содрогание ужаса пробегало по его телу.
Вдруг он испустил крик радости: он схватил в судорожно сжатые пальцы серебряный с резьбой ящичек.
— Наконец-то! — взревел он, точно тигр.
Он стал поспешно швырять обратно в комоды и шкафы платья, разбросанные им на полу, потом перенес ящичек на стол.
— Теперь все кончено, — сказал он, — не бросить ли его в огонь? Нет, он не скоро сгорит, лучше взять ключ.
Однако он не трогался с места, невольный ужас охватывал его при мысли о таком святотатственном насилии над мертвым телом.
— Ба! — вскричал он вдруг. — Я дурак! Чего мне опасаться?
— Божьего правосудия! — ответил громкий голос. Асиендадо затрепетал, и глаза его устремились на то место, откуда раздались слова.
— Кто это говорит? — пробормотал он. Ответом ему было молчание.
Тогда произошло страшное, необъяснимое явление.
Свечи мало-помалу стали меркнуть, и комната наконец погрузилась в совершенный мрак, только луч месяца в окне проливал слабый свет, от которого все предметы представлялись смутно.
Несколько белых фигур медленно выделились из мрака и тихо скользили по паркету, приближаясь к асиендадо без малейшего шума.
Одно из привидений протянуло руку и коснулось его лба.
Как будто почувствовав прикосновение раскаленного железа, дон Хесус со страшным криком упал навзничь.
— Смотри, не убей дочери своей, как убил жену! — произнес глухой и грозный голос. — Господь, тронутый мольбами твоей жертвы, вершит свое правосудие! Кайся, презренный убийца!
Дальнейших слов дон Хесус уже не слышал; с криком, скорее похожим на предсмертную агонию, он лишился чувств.
Когда он пришел в себя, свечи догорали в канделябре, толстые свечи в больших подсвечниках горели по-прежнему, яркий солнечный свет играл на стене, образуя фантастические арабески.
— Мне пригрезилось! — пробормотал он и провел рукой полбу, покрытому холодным потом. — Какой страшный сон!
Вдруг он испустил крик ярости — ящичек исчез со стола! Машинально глаза его обратились на кровать: она была пуста. Тело доньи Лусии исчезло!
— О, я погиб! — вскричал он. Кинувшись к двери, он торопливо отпер ее.
— Идите, идите сюда, отец мой! — вскричал асиендадо, бросаясь в объятия капеллана.
Оба вернулись в спальню и заперли за собой дверь.
Около часа после того дон Хесус вышел из комнаты и вскоре вернулся, сам неся гроб.
Слуги на асиенде не могли надивиться на страстную любовь их господина, который не хотел дозволить, чтобы кто-нибудь, кроме него, касался той, утрата которой сразила его таким горем.
Похороны устроили в тот же день.
На следующее утро дон Хесус заперся в спальне жены, где происходили непонятные явления, целых четыре часа он тщательно осматривал стены и ничего не открыл. Не существовало ни малейшего следа потайной двери!
Донья Флора пожелала переселиться в комнату матери, и дон Хесус согласился на это, уступая убеждению отца Санчеса, которому страшная тайна, доверенная асиендадо, почти давала право повелевать в доме, хотя он не пользовался им.
Три года прошло после этих событий, когда на асиенде дель-Райо появились авантюристы, испрашивая у хозяина убежища и встретив самое радушное гостеприимство.
Донье Флоре минуло шестнадцать лет.