– Я вообще-то не пью и в тот день пьяным оказался случайно, – оправдывался Васька под смешки публики. – Просто такое у меня получилось душевное состояние.
– Ваше душевное состояние полбарака видело, – пальнул с места замполит полка. – И слышало. Своими вазонами чуть модуль вдребезги не разнес. Думали, обстрел начался…
Наматывали начпродовы жилы на командирский палец заранее подготовленные выступающие, топтались по грешной душе Василия, вытирали об него ноги…
– В общем, напился до свинского состояния, учинил дебош, потерял облик офицера-коммуниста, – заканчивал разборки секретарь парткома. – Предлагаю «строгий выговор с занесением в учетную карточку», а также ходатайствовать перед вышестоящим командованием о переводе на должность с меньшим объемом работы.
Встал Матвеич Ползиков – вечно недобритый, с седой щетиной на щеках и лысеющей голове, – крякнул, прочищая глотку, и заговорил осторожно:
– Во-первых, собрание вряд ли может ходатайствовать о должностных перемещениях. Во-вторых, не надо делать из нас глухих и слепых, понимаешь, дурачков. Тут вот никто об этом не говорит почему-то. А я, понимаешь, не могу равнодушно слушать. Все ведь знают, что было накануне: Вася карасиков в «фонтан» пустил, а их приказали зажарить. Это, я скажу, не по-офицерски, не по-мужицки, в конце концов… Мы же, понимаешь, не железные, – и перевел дух.
Вскочил замполит полка – человек не высокий и не низкий, не брюнет и не блондин, не худой и не толстый, а один черт знает какой. Не дал Ползикову договорить.
– Товарищи! Все ясно: тут, грубо говоря, камень в огород (не камень, а вазон, и не в огород, а в окно – комментировали в дальнем углу) Николая Андреича (взгляд и кивок в сторону командира полка). Надо расставить все точки… Командир про карасиков сказал полушутя. Тут, кстати, есть свидетели (кивок в сторону «обработанных» свидетелей). А Самсонов не понял. Кстати, кто карасей съел? – и хитро посмотрел на Ваську.
Пауза. Молчание. Мухи поют на стекле.
– Я. – Василий вспомнил бегающие глазки своего подчиненного прапорщика и чуть не взорвался от душевного давления.
Замполит улыбнулся и сел. Ползиков вытер пот со лба. По залу пробежал легкий шум. Встал секретарь парткома:
– Итак, больше предложений не поступало…
«Кто «за»… единогласно… справки, замечания, объявления».
– Так как же со складами будет? – опять вскочил Ползиков.
– С какими складами? – переспросил замполит. – Которые в Союзе? Что ты их – хочешь к партийной ответственности привлечь? – хмыкнул и сманеврировал: – Ты, Матвеич, лучше воздушными фильтрами для боевых машин займись. Все в пыли и песке. А то склады, так сказать, взялся перетряхивать…
После собрания, вырвавшись из духотищи, закурили, поплевали, похлопали Ваську по мокрой от пота спине.
– Не дрейфь, выговор – не триппер, с ним жить можно… Ну, переведут тебя в батальон на старлеевскую должность, ну и что? Ты еще молодой…
– А справедливость? – допытывался Василий. – Это все разве справедливо?
– Что? – выдохнув большое облако дыма, плотно уперся в него отцовским взглядом Ползиков.
– Как что? – удивился Самсонов. – Ну, партсобрание, понижение в должности…
– Тьфу! Ты, сынок, точно по фазе сдвинутый, как тот Паганель, – смерил длинную фигуру начпрода Матвеич. – А война эта, а прибацанный маршал, а жизнь наша – справедливы?.. Хотя, – он бросил окурок на землю и расквасил его пыльным ботинком, – мне тоже это все не нравится. Видно, такой же дурак, как и ты…
Василий пошел к себе в модуль, открыл окно и стал выбрасывать горшки с цветами. Темная живая земля рассыпалась по мертвому песку, горшки разбивались, ломая слабые позвоночники стеблей.
– Никому это не надо. Никому, – шептал он зло.
– Что ты делаешь, придурок? – пытались остановить Василия соседи-капитаны.
– Не трожь, не твое! – рявкнул Самсонов, когда капитан-медик хотел вырвать из его рук очередной горшок.
Пришел Ползиков, посмотрел, как Васька злость и обиду на цветах вымещает, и отозвал в сторону медика:
– Пусть разрядится. Но вы, мужики, за ним посмотрите. Еще застрелится, к чертовой матери. Он хлопец порывистый…
– Никому это все не надо, – устало сказал Самсонов, завершив свою разрушительную работу. – Никому, – и упал на кровать лицом вниз.
Капитаны долго не спали, ожидая от Василия еще какого-нибудь происшествия. Но ничего больше не произошло.– Тебя за что в должности понизили – за пьянку? – Командир роты сильной рукой с обломанными ногтями обнял бутылку с остатками спирта. – Ведь был на капитанской в полку?
– А-а, долго рассказывать, – буркнул захмелевший начпрод и взялся за стакан. – Но не думай, что я и там так же «квасил», как здесь.
Выпили со знанием дела: прежде чем опрокинуть в рот спирт, хлебнули немного воды. Проглотив горючее, залили его минералкой.
– Ну, все! – встал из-за стола ротный. – Мне сейчас посты проверять.
Самсонов, качнувшись длинным и худым телом, тоже поднялся.
– Слушай, я с тобой поеду. Спать что-то неохота.
Когда подошли к бронетранспортеру, Василий зажегся:
– Дай я за руль сяду. Давно не катался.
Ротный, с размягченной спиртом душой, колебался недолго. Солдата-водителя посадили сзади, к пулемету. Самсонов тронулся неуверенно.
– Сцепление не дергай. Плавнее. И мягко – газ, – ротный советовал лениво, устало (если бы не проверка постов, разбросанных вокруг батальона, он бы уже с удовольствием завалился спать).
Бронетранспортер наконец ровно загудел и двинулся к воротам. Колючая проволока ограждения осталась позади, и БТР набрал скорость, разрезая покорябанным железным носом сухой воздух ночной пустыни. Фары выхватывали из темноты песчаные холмы со следами колес и гусениц…
Проверили уже две «точки». Боевые машины были в порядке, часовые на местах, экипажи спали в землянках…
– Куда ты рулишь? Левее бери, – напрягся вдруг ротный. – Башню над капониром не видишь, что ли?
– Вижу, – огрызнулся Василий, не снижая скорости.
– Чего ты видишь, олух! Не на нее же надо целиться!
Самсонов повернул голову:
– А куда? – и гнал БТР дальше.
– Стой, идиот! Тормози! – ротный стал засовывать свою ногу под руль, к педалям, сбил в сторону сапог Самсонова, промазал по тормозной педали и надавил на акселератор.
Бронетранспортер прыгнул вперед, выскочил на холм и тут же провалился вниз, уткнувшись мордой в стенку ямы.
– Назад! Давай назад! – заорал ротный. – Мы в землянку въехали!
Самсонов непослушной рукой включил заднюю передачу и вытащил БТР из провала. Фары высветили месиво из досок, брезента, земли…
Из люков офицеры вылетели пулями, подбежали к измочаленной землянке. Рядом уже стоял растерянный часовой.
– Мудак! – рыкнул Самсонову ротный. – Мы ж людей подавили!.. Если хоть один труп будет – я тебя своими руками убью! – Он бросился с солдатами разгребать землю и поломанные доски.
Василий молча трезвел, не в силах двинуться с места. В свете фар видно было, как дрожат его руки.
Через несколько минут ротный с часовым и солдатом-водителем вытащили окровавленное тело, затем второе…
Раздавленных в землянке ребят бережно положили сверху – на спину бронетранспортера – и, стараясь не трясти, повезли в госпиталь, расположенный неподалеку… За рулем теперь был солдат – штатный водитель.
Рев двигателя заглушал слабые стоны. Ротный сидел на броне, рядом со своими бойцами, так нелепо пострадавшими, и шепотом, никому не слышным, просил ребят не умирать. Самсонов внутри БТРа, прижав ладони к вискам, размеренно качался на сиденье…
Только при ярком свете ламп приемного отделения госпиталя он увидел во всех красках тела солдат. От сгустков крови Василия затошнило, и он метнулся в темноту – подальше от сотворенного им ужаса.
Опорожнял себя долго и мучительно, упав на четвереньки. Когда стало чуть легче, качаясь от еще не выветрившегося спирта и потрясения, направился обратно, но не сделал и пяти шагов. Возле приемного отделения стояли два штабных «уазика» и несколько старших офицеров. Перед ними – ротный навытяжку.
«Дежурный врач, наверное, сообщил», – похолодел Самсонов. И не двинулся с места. Из пятна света перед приемным отделением его в темноте не видели.
Кричали, матерились и размахивали руками офицеры недолго. Забрав ротного с собой, начальство укатило в штаб. Бронетранспортер увязался за «уазиком».
Самсонов остался один. Только теперь он понял, что главный груз вины потащит ротный. Это его солдаты, его пост, его БТР. А он, начпрод, никому не нужен. И может здесь, в темноте, стоять долго, стоять вечно. Невидимый. И неслышимый. И никто о нем не спросит… «А солдат-водитель! – накрыло Василия. – Как я буду смотреть ему в глаза? А всем остальным, всему батальону…»
Еще полупьяный, деревенеющий от страха, Самсонов подошел к крыльцу приемного отделения.