— Кадаль! — радостно заорал Рашид, не обратив внимания, что дородный бородач слегка вздрогнул при этом крике. — А ты что здесь делаешь?!
— Рашидик?
Огрызок сигары полетел мимо урны в ухоженную траву газона, тень наползла на лицо бородача, но в следующий момент старые друзья уже вовсю тискали друг друга в объятиях, не заботясь о мнении посторонних.
— Как ты узнал, что я здесь?! Ах да, ты ж этот… экстрасенс-чудотворец!
Кадаль невольно поморщился:
— Да нет, Рашидик, я в пансионат приехал, отдохнуть, а у Равиля дочка…
Аль-Шинби понял, что Кадаль говорит о респектабельном бородаче.
— Он что, твой приятель? — вполголоса поинтересовался историк. — Или начальник?
— Серединка на половинку. Знакомьтесь: Рашид аль-Шинби, мой бывший однокашник, — Равиль ар-Рави, мой нынешний… партнер.
Историк и «горный орел» без особого энтузиазма обменялись рукопожатиями. Нет, антипатии между ними не возникло — просто обстоятельства каждого мало располагали к новым знакомствам.
— Вас подвезти? — скорее из вежливости поинтересовался ар-Рави.
— Спасибо, спасибо, Равиль, — замахал руками доктор. — Хотя… Рашидик, — ты сейчас свободен?
— Как птица в небе! — ухмыльнулся Рашид, вспомнил о Лейле и немного замялся. — Правда, я обещал одной даме встретиться с ней…
— Вот и отлично! — прогудел ар-Рави, смягчаясь при словах о даме. — Заберем твою подругу — и айда в Озерный пансионат! Мы отдыхаем или что?! Вон и у Сунджан каникулы. — Он нежно потрепал девочку по голове, и та расцвела: видать, нечасто папаша ласкал свою Сунджан.
— Верно, — поддержал атабека Кадаль. — Только знаешь, Равиль, давай так: ты езжай, а мы с Рашидиком со времен университета не виделись. Побродим по городу, посидим в кофейне, а потом заберем его подругу и приедем в пансионат на автобусе. Идет? Ты еще один номер обеспечишь?
— Ни за что! — хмыкнул ар-Рави. Видимо, он так шутил.
…Друзья долго бродили по городу, то углубляясь в хитросплетения узких улочек, пропахших древностью и жареным луком, то забираясь в центр, где щекотали небо многоэтажные «свечи», облицованные розовым туфом, с подземными гаражами и параболическими антеннами на крышах. Вскоре их приняла тихая кофейня, где можно было пить легкое белое вино и, перебивая друг друга, вспоминать детство, словно сговорившись на время забыть стремительно мчавшееся мимо «сегодня» с его насущными проблемами…
Потом Рашид спохватился, и они, поймав такси, подъехали к музею, буквально выдернули оттуда немного растерявшуюся и оттого, как никогда, привлекательную Лейлу — и успели на автобусную станцию как раз за пять минут до отправления рейсового автобуса Дурбан — Кабир.
До минуты недоумения и страха, когда, не доехав до Озерного пансионата каких-нибудь четырех фарсангов,[24] автобус остановится поперек трассы и на перепуганных пассажиров равнодушно уставятся четыре ствола, — до этого предопределенного звездами часа оставалось совсем мало времени.
И кто-то, кто знает все, наверняка ухмыляется сейчас в бороду.
Глава десятая Хайль-баши
Фаршедвард Али-бей задумчиво жевал грандиозный денер-кебаб — вулкан лаваша с жирной пастромой тек по краям магмой зелени и огненной хинской аджики — и глядел вслед удаляющемуся по шоссе черному «Чаушу». Раздумья отягчали голову хайль-баши гораздо больше, нежели еда — желудок.
Первейшая заповедь борца-нарачи: заботы портят пищеварение.
И без того напрочь испорченное трупами на шоссе, стоявшим в ушах грохотом вертолета, маленькими, казалось бы, безобидными игрушками, роем вылетающими из молниеносно снующих в воздухе ручонок Сколопендры…
У меня не было выхода, твердил себе хайль-баши Фаршедвард. У меня не было ничего, ни входа, ни выхода, ничего, кроме некрасивой угловатой девчонки с глазами из фаррского мрамора.
Сколопендра.
Правнучка Фаршедвардовой кормилицы, бабушки Бобовай.
Полгода назад Али-бей поклялся никогда, никогда больше… сегодня он нарушил клятву. Результат — «приговор приведен в исполнение».
Едва из автобуса начали выбираться бледные заложники, Али-бей вгляделся и почувствовал озноб, как бывало с ним только перед ответственной схваткой на помосте; хайль-баши полагал, что забыл прикосновение зябкой ладони предчувствия.
Хаким! Хаким аль-Шинби из мектеба «Звездный час»! Недотепа-историк, у которого вдруг оказалась фотография Сколопендры!
Он был в этом автобусе.
Вот хаким спускается по ступенькам, помогает выбраться миловидной девушке, следующей за ним, дрожащими руками достает сигареты, ломает спичку за спичкой… Круглолицый человечек с куцей бородкой подносит ему зажигалку. Оба явно знакомы. Перебрасываются десятком слов. Девушка еле сдерживается, чтоб не разрыдаться; а вот уже и не сдерживается. Троица направляется к машине, на капоте которой мушериф-десятник записывает данные всех пассажиров для последующего снятия показаний, покорно становится в очередь, косясь на грузящихся в фургон гургасаров…
Совпадение? Мало ли зачем хакиму Рашиду приспичило сесть именно в этот автобус!
Возле сверкающих мигалками машин материализуется дородный бородач, одетый с иголочки, и, размахивая дымящейся сигарой, проталкивается прямиком к круглолицему коротышке и хакиму. Следом за бородачом тенью движется детина с маловыразительной физиономией телохранителя. Еще бы: такое тело и не хранить! Али-бей не верит своим глазам: Равиль ар-Рави, Большой Равиль, далеко не последний из шейхов «Аламута»… а ведь не придерешься — даже налоги, говорят, и те платит исправно!
— Господин хайль-баши, тут…
— Я занят! — рявкает Фаршедвард. — Не видишь — господин хайль-баши ест!
Испуганный мушериф исчезает быстрее принцессы Зейнаб, убегающей от людоеда-извращенца Вишапа ибн-Вишапа. Скажи Тот-еще-Фарш, что он сейчас думает, и избавиться от подчиненного было бы гораздо труднее. Думать — не поле пахать; зато есть — дело святое. Когда начальство изволит кушать, его лучше не беспокоить.
Задерживать недавних заложников не было никакого повода. Бессмысленная, глупая идея. Хайль-баши просто сидел и наблюдал за тем, как круглолицый, хаким Рашид и его подруга садятся в «Чауш» Большого Равиля, «горный орел» что-то втолковывает своим спутникам, дверца захлопывается…
Что же это получается? Сколопендра неожиданно выигрывает в «Лотерее Двенадцати Домов» место в привилегированном мектебе, куда мечтают пристроить своих отпрысков обеспеченные родители чуть ли не со всей страны. Случайность? Допустим… Однако упрямая девчонка идти в мектеб наотрез отказывается, и тогда за ней являются, уговаривают, а потом пытаются увести силой. У хакима аль-Шинби, преподавателя именно этого мектеба, «случайно» обнаруживается фотография Сколопендры. Заснятой в момент… скажем так — вольных упражнений. Значит, они знают? Тогда кто — «они» и чего от них ждать?
Хороший вопрос; только хорошего ответа на него пока нет.
И тут на залитой кровью заложников и смертников сцене появляется Равиль ар-Рави собственной персоной. Каким краем завязан здесь шейх «Аламута»? Ну да, в мектебе у него учится дочка, никакой тайны в этом нет, но в его машину садится тот самый хаким, у которого обнаружилась фотография девчонки! Кстати, а кто такой куцебородый коротышка?
Фаршедвард на минуту перестал жевать и распорядился принести ему лист с данными заложников. Коротышка расписывался перед хакимом. Ага, вот! Кадаль Хануман, психоаналитик, доктор психологии… Очень интересно! Магистр истории и доктор психологии уезжают в одной машине с «горным орлом». Просто союз пера и орала, в смысле глотки Большого… Стоп. Не иначе Большой Равиль прибрал к рукам какого-то святого. Обычному врачу это не под силу…
Голова отказывалась работать. Денер-кебаб закончился, но мыслей от этого не прибавилось. Фаршедвард был зол и крайне недоволен собой. Что-то закипало прямо у него под носом — а он никак не мог сообразить, что именно!
Наконец хайль-баши соизволил высунуться из окошка патрульной машины и окликнул бродившего неподалеку Карена.
— Ты уволен! — без всяких предисловий объявил он растерянно заморгавшему «белому змею». — Сдай оружие.
— Как это, господин хайль?.. — Карен машинально повиновался и стал расстегивать ремень наплечной кобуры.
— Очень просто, егерь. Уволен из полиции. Вернее, даже не принят. Ты теперь безработный. И знаешь, где тебе придется искать работу?
Скуластое лицо егеря отразило попеременно удивление, работу мысли и некоторое понимание. «Хороший парень. Только хороший парень — еще не профессия», — вздохнул про себя Фаршедвард.
— Да на кой вы мне сдались, легавые!.. — лениво протянул несостоявшийся мушериф, бросая «гюрзу» в окно машины хайль-баши. — Меня вон ждут не дождутся, руки-ноги целовать будут… в мектебе одном. «Звездный час», кажется?