У Хосе появилась новая идея. Два дня назад он пришел в бар с безумным взглядом авантюриста времен Фернандо Кортеса. И с этого времени упорно давил на мозги гитариста своей бредовой идеей.
– Нет, ну ты послушай, – размахивал он маленькими ручками, отчего «форд» рыскал из стороны в сторону, словно пьяная лошадь. – Это же решит все наши проблемы! Представь – пятьсот тысяч американских долларов, по двести на каждого. И еще сотня на шоу останется. Да мы его таким отгрохаем…
«И какого чёрта я волоку его домой? Замучил уже своими посиделками после работы. И ведь не откажешь… Спасибо Нэнси – золотая девчонка, дай бог ей терпения…»
– Ты лучше за дорогой смотри, – мрачно сказал Эндрю, открыв глаза и с неприязнью косясь в сторону Хосе. – Достал ты уже с этим чертовым шоу. Не спорю, мне оно нужно не меньше, чем тебе. Но теперь, когда Нэнси беременна и скоро родится ребенок, я не могу так рисковать. Так что слушай…
– Нет, ты меня послушай!..
Хосе подрулил к подъезду, вышел из машины, с силой захлопнул дверь и нажал кнопку на брелке. Автомобиль жалобно пискнул и мигнул фарами. Двое грязных пацанов лет по пятнадцать, сидевшие на ступеньках подъезда и курившие один косячок на двоих, весело заржали.
– Эй, мужик, зачем тебе сигнализация? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь сопрёт это дерьмо, если ему не заплатить вперед пару сотен за моральный ущерб?
Хосе не удостоил нахальную мелюзгу ответом и, сопровождаемый музыкантом, гордо прошествовал в подъезд, подняв голову и выпятив пузо, отчего стал здорово похож на римского патриция – только туники не хватало.
– Нет, ты меня послушай! – шипел он сзади, пока Эндрю искал ключи от квартиры. – Ну родится дитёнок? И что ты хочешь мне сказать, а! Ты хочешь, чтобы он жил в этом долбаном районе на жалкие пятнадцать тысяч песо, которые ты зарабатываешь? Ребенок сейчас ой как дорого обходится… Неужели ты думаешь, он скажет «спасибо, папочка», когда не сможет пойти в колледж потому, что нет денег на обучение? Или твое «Прости, сынок!» воскресит твоего отпрыска, если какой-нибудь пьяный койотес застрелит его из-за сотни песо? А ты готов к тому, что твой собственный сын будет воровать у тебя деньги на наркоту?
Эндрю больше не мог этого вынести. Забыв про ключ, он резко развернулся, гитарный кофр ткнулся в толстый живот Хосе.
– Слушай, ты…
Видимо, бармен что-то такое увидел в глазах гитариста. Он попятился, споткнулся, слова, готовые вылететь изо рта, булькнули в горле и провалились обратно.
– Ну и хрен с тобой, – злобно выкрикнул он. – Если до вторника не перебесишься, я найду другого мужика, у которого есть яйца. Так что думай!
Бармен развернулся и довольно шустро для толстяка скатился по лестнице. Внизу раздалась отборная брань и крик Хосе:
– Чертовы граффити!..
Видимо, те пацаны, что ошивались возле подъезда, времени зря не теряли.
Хлопнула дверь, разрисованный автомобильной краской во все цвета радуги «форд» чихнул, взревел мотором, и визг пробуксовавших колес возвестил о том, что бармен уезжает далеко не в лучшем настроении.
– Ну и пошёл ты… – с облегчением сказал Эндрю, вставляя в замок наконец-то найденный ключ…
Нэнси была прекрасна. Как всегда ухоженная, веселая, шустрая и хозяйственная, несмотря на восьмой месяц беременности. Эндрю не мог оторвать от нее взгляда. Глядя на свою жену, он вдруг вспомнил старую сказку, которую в детстве рассказывала ему мать, – о двух древних талисманах, которые друг без друга – просто красивые безделушки, а вместе – невиданной мощи сила.
Эндрю подошел к Нэнси и обнял ее.
– Ты знаешь, что ты мой амулет? Амулет любви и счастья, – нежно шепнул он ей и улыбнулся.
Амулет… Мог ли он даже предполагать, что будут значить для него эти слова…
Она положила голову ему на грудь, и её белоснежные волосы, струящиеся по хрупким плечам, словно волшебный дождь, нежно защекотали его шею.
– Эндрю.
– Да, дорогая.
– Нет, ничего.
– Но всё же.
– Нет-нет, – грустно сказала она.
– Нэнси, дорогая, ты мне что-то недоговариваешь, – с укором шепнул он ей.
– У нас счета не оплачены за клинику, за электричество, – она всхлипнула. – Я знаю, тебе тяжело, я не хочу на тебя давить… Но пойми, я так больше не могу. Прости, пожалуйста, я просто устала и волнуюсь за нашего ребенка, за тебя. Прости.
Она подняла голову, их глаза встретились, и, как в первый день их знакомства, слеза, словно маленькая росинка, потекла по её щеке.
«Ну и сукин ты сын, Эндрю, – пронеслось у него в голове. – Разве это то, чего ты хотел? Разве это счастье? Нэнси, наш будущий ребенок, должны ли они страдать из-за моей трусости? Эндрю, ты просто жалкий, вонючий, трусливый ублюдок».
Мелькнула мысль – может, все-таки продать зажигалку, последнюю память о прошлом? Он уже приценивался в местном ломбарде, где ему предложили принять раритетную вещицу по цене золотого лома. Но несчастные пятьсот песо не покроют и двадцатой части долгов…
Они стояли обнявшись несколько минут. Нэнси ещё немного пошмыгала носом, потерлась щекой о плечо мужа и заглянула ему в глаза.
– Ты ведь не сердишься, правда? – спросила она. – Извини, я сама не знаю, что на меня нашло.
– Дорогая, не надо извиняться, всё в порядке, – сказал он. – Просто сядь и успокойся. А за счета не волнуйся. Со среды всё будет в порядке. В полном порядке. А теперь улыбнись. Разве ты хочешь, чтобы нашему малышу было грустно?
Он нежно погладил её по едва заметно округлившемуся животу.
– А что будет в среду? – немного встревоженно спросила Нэнси.
– В среду всё будет замечательно, малышка…
Эндрю погладил пушистые волосы и зарылся в них лицом. Да, ради этих волос, этого запаха, ради двух самых любимых на свете существ, одно из которых вот-вот появится на свет, Эндрю был готов многим рискнуть.
– В среду всё будет просто замечательно…
«Если только я проживу вторник», – подумал он…
Когда Нэнси ушла на кухню, Эндрю подошел к телефону и негнущимися пальцами набрал номер. Длинный гудок… Еще один…
– Какого чёрта?.. – раздалось из трубки.
– Я согласен, – бесцветным голосом сказал музыкант Эндрю Мартин.
На другом конце провода Хосе подпрыгнул и радостно потер маленькие ладошки.
– Отлично, старина! Подваливай завтра в бар с утра пораньше, – прокричал он в трубку. – Рикардо поедет за товаром, а мы всё это дело раскинем по минутам. Не дрейфь, парень, я знал, что у тебя яйца такие же крепкие, как моя текила!
* * *Всю ночь Эндрю провел в раздумьях, а наутро встал ни свет ни заря. Нэнси ещё спала, но в тот момент, когда он, глубоко задумавшись и не попадая в рукава, надевал пальто, она словно что-то почувствовала.
– Ты куда, дорогой? – сонным голосом спросила она.
– Все в порядке. Спи дальше, я в бар. Мне сегодня надо быть там пораньше. А ты не волнуйся по поводу счетов и всего остального. Я приду – и мы во всём разберемся.
Эндрю, наконец, надел пальто и выскочил за дверь.
Погода была на редкость мерзкая. Мелкий, противный дождь возвращал миру смог и токсические отходы, мутными потоками заливая серые, потрескавшиеся улицы. Серое небо, серые улицы, серые тучи и серая беспросветная жизнь. Кто написал эту картину? И зачем? Наверно, у Всевышнего кончились краски, и он углём набросал этот унылый пейзаж.
Пьяный метис, опять-таки с серым от виски и плохого курева лицом, протянул дрожащую руку. Эндрю бросил ему монетку, и нищий мгновенно, словно профессиональный иллюзионист, исчез в пелене дождя, даже не поблагодарив. Эндрю усмехнулся. Чего ещё ждать от этого чёрно-белого мира?
– Ничего, попробуем его маленько раскрасить, – сам себе сказал Эндрю.
Он поднял воротник и быстрее зашагал по лужам. Ведь есть же где-то Канары и Багамы, не только ведь на обложках журналов существует это цветное буйство пальм и синих океанов? Ничего, попробуем раскрасить…
«Уж не кровью ли ты решил раскрасить этот мир, музыкант?» – словно кто-то чужой шепнул ему в ухо.
Эндрю остановился и в ужасе обернулся. Он был один, никто не стоял у него за спиной.
Мокрая собака рылась в мусоре. Больше никого вокруг. Странно. В середине дня – и никого на улице? Эндрю стало беспричинно жутко. Он побежал.
«Так какую краску ты выбрал, музыкант?»
…Промокший до нитки Эндрю вбежал в бар.
– Привет, – Хосе сноровисто протирал только что вымытые стаканы. Больше в зале никого не было. На двери личной каморки хозяина заведения, гордо именуемой кабинетом, висела табличка, написанная в лучших традициях хозяина заведения: «Уехал за товаром минут на двадцать. Буду через час. Рикардо».
– Может, выпьешь?
Хосе плеснул немного текилы в бокал:
– Давай, парень. А то, как пить дать, простынешь. На тебе лица нет.
Эндрю подумал и нерешительно взял бокал.
– Смелее, мужик. Авось не помрешь с двадцати капель.
«А, наплевать. Действительно, сколько можно – где ты был, куда пошел, слезы, слюни, сопли. Залез под каблук – дыхнуть нечем».