— Мужчинам вход воспрещен, — возмутилась Джити.
— Вон, вон! — закричала Ваджма.
Тарик только улыбался в ответ. Казалось, ему доставляло удовольствие, что его гонят, а он не уходит.
Лейла изо всех сил старалась не смотреть на него — и без того сплетен хватает. И тут ей вспомнился недавний сон: они с Тариком под зеленой вуалью, их лица отражаются в зеркале, и зернышки риса со стуком отскакивают от затуманенного стекла...
Тарик потянулся к телятине с картошкой.
—
Да зе ма зиба ватан,
Да зе ма дада ватан.
(Это наша прекрасная родина,
Это наша любимая родина.)
Курить он начал, когда связался с этой своей новой компанией — брюки со стрелками, рубашки в обтяжку, — Лейла терпеть этих парней не могла. Наодеколонятся, сигареты в зубы — и шляться по улицам, самодовольно улыбаясь, отпуская шуточки, цепляясь к девушкам. Один из его новых друзей, чем-то похожий на Сильвестра Сталлоне, даже требовал, чтобы его называли Рембо.
— Мама тебя убьет, если узнает, что ты куришь. — Прежде чем скользнуть в тупичок, Лейла хорошенько осмотрелась.
— А она и не узнает. — Тарик посторонился. — Ты, что ли, ей расскажешь?
Лейла топнула ногой:
— Доверив свою тайну ветру, не вини деревья.
Тарик улыбнулся, приподняв бровь:
— Кто это сказал?
— Халиль Джебран.
— Все-то она знает.
— А ну дай сигарету.
Тарик покачал головой и заложил руки за спину. Новая поза: спиной к стене, руки сзади, во рту сигарета, нога небрежно выставлена в сторону.
— Не дашь?
— Тебе курить не пристало.
— А тебе пристало?
— Зато девушкам нравится.
— Каким еще девушкам?
— Они говорят, это привлекает.
— Ничего подобного.
— Нет?
— Уверяю тебя.
— Так девушкам не нравится?
— У тебя вид, как у полоумного, у хила.
— Ты меня просто убиваешь.
— Так что за девушки-то?
— Ревнуешь?
— Интересуюсь из вежливости.
— Нам нельзя быть вдвоем. — Тарик закурил еще сигарету и скосил глаза. — Наверняка сейчас судачат о нас.
У Лейлы в ушах зазвучали мамины слова: «Представь, что у тебя в руке птичка-майна. Стоит чуть разжать кулак, и она — раз! — и улетела».