Когда Лейла подошла к окну, синий «мерседес» с гератскими номерами в облаке пыли проехал мимо. Лейла проводила машину глазами.
— Завтра я не забуду, — сказала мама за спиной. — Обещаю.
— Ты вчера то же самое говорила.
— Если бы ты только знала, Лейла...
— Ты это о чем?
Мама ударила себя в грудь. Потом рука ее бессильно упала.
— Если бы ты знала, что творится
Прошла неделя. И еще одна.
О Тарике — ни слуху ни духу.
Чтобы скоротать время, Лейла заштопала кисею на двери (руки у Баби так и не дошли), разобрала отцовские книги, стерла с них пыль и расставила по алфавиту; они с Хасиной, Джити и Нилой, мамой Джити (швея по профессии, она была хорошо знакома с Фарибой), прошлись по Куриной улице. Лейла теперь знала: мучительнее пустого ожидания нет ничего.
Вот и еще неделя миновала.
Лейлу замучили ужасные мысли.
Он никогда не вернется. Его папа и мама уехали вместе с ним навсегда, а поездку в Газни придумали для отвода глаз. А ведь она с ним даже не попрощалась.
Он опять угодил на мину. Как тогда, в 1981 году, пяти лет от роду. Они тогда тоже ездили в Газни. Хорошо еще, ему взрывом только ногу оторвало. Могло ведь и до смерти убить.
От таких дум у Лейлы голова гудела.
И вот однажды вечером на улице замигал огонек. Лейла тихонько взвизгнула от радости и выхватила из-под кровати фонарик. Но он не хотел зажигаться.
Проклиная севшие батарейки, Лейла жала и жала на кнопку.
Не горит? Ну и ладно. Главное, он вернулся. У Лейлы кружилась голова от счастья.
А фонарик за окном светил, разгоняя мрак.
На следующее утро Лейла помчалась к Тарику.
Хадим с дружками толклись на улице, зачем-то тыкали палками в грязь. Заметив Лейлу, вся компания захихикала.
Лейла, низко опустив голову, быстренько прошмыгнула мимо.
— Что ты наделал? —воскликнула она, едва взглянув на открывшего ей дверь Тарика.
Она и забыла, что дядя у него был парикмахер.
Тарик провел рукой по свежеобритой голове и улыбнулся, обнажив белые неровные зубы:
— Нравится?
— Ты словно солдат-новобранец.
— Хочешь потрогать? — нагнул голову Тарик.
Ладонь приятно покалывало. Никаких шишек, голова круглая и ровная. Не то что у других мальчишек.
Щеки и лоб Тарика покрывал загар.
— Что вы так долго? — жалобно спросила Лейла.
— Дядя заболел. Заходи. Гостем будешь.
Он провел ее в гостиную. Лейла обожала каждую мелочь в их доме: потертый старенький ковер, лоскутное покрывало на кушетке, рукоделие с воткнутыми в него иголками, катушки с разноцветными нитками, старые журналы, стоящий в углу футляр с аккордеоном...
— Кто там? — крикнула из кухни мама Тарика.
— Это Лейла, — отозвался Тарик и подал гостье стул.
Окна гостиной выходили во двор. На подоконнике стояли банки, в них мама Тарика консервировала овощи и делала морковный мармелад.
— А-а-а, наша сноха пришла. — В комнату, раскрыв объятия, вошел отец Тарика, плотник по профессии, худой пожилой человек с совершенно седыми волосами и постоянно прищуренными глазами. Лейла троекратно с ним поцеловалась, ощутив знакомый приятный аромат смолистого дерева и опилок.
— Вот будешь так ее называть, она обидится и больше не придет. — Мама Тарика поставила на стол поднос с компотницей, поварешкой и четырьмя чашками. — Ты уж не обижайся на старика. Рада видеть тебя, моя милая. Вот вам компот, угощайтесь.
Массивный стол из некрашеного струганого дерева и такие же стулья папа Тарика изготовил собственноручно. Сейчас стол был покрыт зеленой клеенкой с красными звездами и полумесяцами. На стенах комнаты висели фотографии Тарика — на некоторых, самых ранних, обе ноги у него еще были целы.