Впрочем, мысли о коварном предательстве Бойши быстро ушли на второй план. Совсем иные думы захватили девушку. «Такое ощущение, что кто-то из нас сошел с ума. Может быть, я? Или Мыря? Или оба? — гадала Тамара, вороша угли обгорелой веткой. — А если оба — как узнать, что произошло? Нет, бред, это все бред! Хотя… У незнатей не пять чувств, а гораздо больше. Вряд ли Мыря стал бы говорить, что старик — это он сам, если бы не был уверен на все сто. Незнати, биоэнергетические организмы, имея подпитку, могут прожить неограниченно долго. Но если все — правда, то сколько же лет прошло?! В каком мы веке? И почему он, этот век, вот такой?» От вопросов некуда было деваться. Тамара поднялась, пошла бродить по пустоши, стараясь на всякий случай не отходить далеко от костра. Лес жил своей обычной ночной жизнью — трещали ветки под чьими-то неосторожными лапами, перекликались странными голосами полуночные птахи, где-то на самой границе слуха переливчато журчал ручей.
Когда Тамара вернулась к костру, беседа незнатей закончилась, и Окончилась она, судя по всему, размолвкой. Теперь они уже не говорили — кричали, сверкая одинаково желтыми глазами. «Пожалуй, г°лько это у них и похоже», — мелькнула у девушки короткая мысль.
— Ты на себя-то глянь! — обозленно рычал красный как рак Мыря. — Чучело, сухостоина желтая! Сидишь тут паук пауком, зверей ешь, корни грызешь, кости гложешь. Тьфу, пропасть, глядеть на тебя срамно.
— А и не гляди! — тонко выкрикнул Атям. — Тем паче на себя глядеть неудобно, ежели без зеркала! Сам напрокудил, а теперь явился не запылился и туда же — жизни учить! Жил я без тебя две с половинкой сотни лет — и еще столько же проживу! Шкандыбай отселе, ищи свой вчерашний день в завтревом.
«Двести пятьдесят лет, — ужаснулась Тамара. — Значит, сейчас и вправду две тысячи двести шестьдесят какой-то год! Мамочки!»
— Э нет, друг любезный, — сдвинул брови Мыря. — Один я не уйду. Мы вот как поступим: ты со мной пойдешь. А ты, — домовой глянул на Бойшу, — Тамару Павловну к набольшему своему сопроводишь…
— Я с этим, — девушка презрительно кивнула в сторону итера, — никуда не пойду!
— Ты не боись, — понизив голос, улыбнулся ей Мыря. — Он теперь тебя как зеницу ока беречь станет. Повязали мы вас золотой цепочкой. Случись чего с тобой — и ему не жить.
Бойша вздрогнул, выбелился лицом под стать старой березе.
— Ка-акой еще цепочкой?! — взвилась Тамара. — Зачем это?
— Затем, что надо нам оба-два сбегать кое-куда, а прежде подкормить доходягу энтого…
— Я с места не двинусь! — опять завизжал Атям.
— А то я спросил, — буркнул Мыря, вдруг ухватил старика за бороду и потащил за собой, широкими шагами удаляясь к лесу.
— Стой! — закричала Тамара. — А я?
— Не боись! — донесся до нее сквозь вой Атяма голос домового. — Я вернусь! Золото не ищите — нету его. Придумка это. Ну все, встренемся еще!
* * *Конь «Гиблец» полз по Чернолесской плеши на восток. Угрюмая Тамара бездумно смотрела на пейзаж за бортом. Она чувствовала себя ужасно одинокой и никому не нужной. Домовой ушел, бросил ее, куда-то потащив отвратительного старика, якобы самого себя из нынешнего времени. Молодой итер оказался мерзавцем, собиравшимся принести Тамару в жертву этому самому старику. Если бы не Мыря, даже страшно подумать, ЧТО ожидало бы девушку.
Бойша еще и оправдываться пытался!
— Я же знал, что твой незнать справится с Атямом! — горячо доказывал он, пряча глаза. — Мне ж без Талинки не жить! Люблю я ее, понимаешь?
— Любишь?! — бешено выкрикнула Тамара. — И за любовь свою другую… другого человека готов на смерть обречь? А если бы Мыря не сумел ничего сделать? Если бы Атям этот и его, и меня… Сволочь ты! Зря я тебя спасла. Подох бы — и все.
— Не кричи, — попросил Бойша. — Виноват я. Но повинную голову и меч не сечет.
— Еще как сечет! — снова взбесилась девушка, хватаясь за кинжал. — Вот возьму сейчас и проверю…
— Не, нельзя, — покачал головой итер. — Мы ж теперь чарами связаны, златой цепью. С тобой чего случится — мне не жить, со мной — тебе.
— Да будь ты проклят! — Тамара швырнула клинок на палубу и ушла на нос коня, на ходу пинком опрокинув котел с остатками похлебки.
— Ну так-то зачем? — примирительно заворчал Бойша, поднимая котел. — Еда ж все-таки. Негоже это.
— Да заткнись ты… — кошкой прошипела девушка.
Больше они не разговаривали. День прошел, наступил вечер. Конь Двигался по пустынным землям, медленно приближаясь к Поворотному камню, где обитал верховный итер господин нарук Стило Трошсын. «Как-то меня там встретят? — гадала Тамара. — Если все итеры такие, как этот Бойша, ничего хорошего ждать не приходится».
Ночь прошла спокойно, если не считать окончательно испортившейся погоды. Зима все же догнала путников, и на «Гиблеца», на путеводную плешь, на леса обрушился снеговой заряд невиданной силы.
Все вокруг погрузилось в белую мглу, ветер наотмашь хлестал Тамару по лицу, и она решила спуститься вниз. По палубе пришлось пробираться, согнувшись в три погибели, ноги вязли в настоящих сугробах, выросших буквально за несколько минут.
— Быстрее, быстрее! — высунувшись по пояс из люка, кричал ей сквозь вой метели Бойша. — Сейчас конь закроется!
Тамара не поняла, что он имел в виду, но через минуту сама увидела, на что, оказывается, способно чаровное средство передвижения. По всему корпусу «Гиблеца» прошла сильная судорога, стволы зашевелились, как будто пластилиновые; ветви изгибались, точно змеи. Палуба над головами забившихся в клеть людей поднялась горбом, вздыбилась, сбросила с себя снег и стала похожа на двускатную крышу.
— Котлы-то! — с досадой хлопнул себя по лбу итер. — Котлы-то там, наверху, остались! Все, теперь валяются где-то позади, в снегу…
Ничего не ответив, Тамара пододвинула к себе масляную коптилку и, чтобы отвлечься, опять принялась за расшифровку записей неведомого ей профа Разгляда. Дело шло туго — без ключа и компьютера со специальной программой тайнопись упорно не поддавалась. Тамаре, правда, удалось выяснить, что Разгляд использовал шифр Виженера. относящийся к довольно сложным полиалфавитным шифрам. Девушке пришлось вспомнить курс лекций по истории криптологии, который был вводным в их Институте криптографии, связи и информатики при Академии ФСБ России.
— Квадрат Виженера… В качестве ключа используется часть текста самого сообщения… — шептала Тамара, листая тетрадь. — Льюис Кэрролл считал шифр Виженера невзламываемым. И конечно, его тут же и взломали. Первым это сделал… Кто? А, Фридрих Касиски, в конце девятнадцатого века. И как он это сделал? Думай, Тамара, думай! Вспоминай… Так: «Тест Касиски опирается на то, что некоторые слова, такие как, например, „the“ в английском языке, могут быть зашифрованы одинаковыми символами, что приводит к повторению групп символов в зашифрованном тексте». Ну-ка, ну-ка…
Развернув на колене кусок бересты из запасов, сделанных еще дружинным головой Зубаном, Тамара принялась острой щепкой выписывать на него последовательность символов. Очень скоро стало понятно, какова длина ключа, и пришло время начертить «квадрат Виженера».
Когда зловредный шифр наконец сдался и Тамара прочла первую строку: «По ночам он грызет железо», девушка едва не запрыгала от радости. Проф Разгляд писал о результатах экспедиции, отправленной им куда-то на север, в занесенную снегами Скандинавию. Речь шла о некоем существе, долгие годы удерживаемом на отдаленном острове в океане. Повествование было увлекательным, несмотря на несколько архаичный стиль. Правда, Тамара поначалу не поняла, о ком рассказывает проф. «Чтобы приблизиться к храму, нужно одолеть весь путь до него», — припомнила девушка древнюю мудрость и углубилась в чтение.
По ночам он грызет железо. Чешуйки ржавчины скрипят на зубах, слюна становится вязкой. Постепенно она заполняет весь рот, и тогда ему приходится глотать эти колючие ледяные сгустки, дабы хоть чуть-чуть притушить огонь, что выжигает его изнутри.
Огонь, имя которому — ненависть…
Деловитые карлики-цверги с мерзкими рожицами денно и нощно снуют по его мрачному узилищу. Они крепят цепи и кормят рыбьей кровью слизней, что ползают по железу, покрывая хладный металл чародейской плесенью. Они затягивают винты на оковах и проверяют печати, наложенные колдунами-нойдунами. Они бдят во все свои маленькие белесые глазки, не ослабли ли путы на скованном пленнике.
На нем. На Изменившем мир. На Указавшем путь. На Зажегшем светоч для миллионов блуждавших во тьме.
Двести пятьдесят лет — это невообразимо долго. Два с половиной Века. Смертный вряд ли сможет представить себе, как это долго. Пять «околений — где уж ему…
Двести пятьдесят лет… Травы вырастают и умирают. Пески пустынь захватывают плодородные земли и вновь отступают, реки меняют русла. Многолюдные города мертвеют, и стены их рассыпаются прахом. Целые народы исчезают с земного лика. Вот что такое двести пятьдесят лет…