- Если ее миленькая плутовская рожица сдержала обещания, то она должна быть прехорошенькая девушка! Да, прехорошенькая, несмотря на довольно рискованный цвет волос... потому что, говоря между нами, будь она не знатная барышня, ее бы попросту звали рыжей!
- Опять ты злословишь!
- Избави, Господи... особенно я не хотел бы сказать ничего дурного о мадемуазель Адриенне; она обещала быть столь же доброй, как и красивой!.. Я вовсе не насмехаюсь над ее волосами... напротив, как вспомнишь, какие они были тонкие и красивые, каким золотым ореолом окружали они ее белое лицо, как шли к чудным черным глазам, так невольно подумаешь, что было бы жаль, если бы они были другого цвета! Я убежден, что они даже придают определенную пикантность красоте Адриенны. Мне кажется, что она похожа, благодаря им, на настоящего очаровательного бесенка!
- О, если насчет этого, то она действительно бесенка напоминает!.. Лазит, бывало, по деревьям, дразнит гувернантку, бегает по парку... словом, ни шагу без шалостей!
- Это правда, не спорю, что касается проказ, она настоящий чертенок! Но зато какая умница, ласковая, добрая! Помнишь, что это за добрая душа?
- Верно, что очень добрая. Не забыл, как она сняла с себя шаль и платье и отдала бедной девочке, а сама прибежала домой в одной юбчонке, с голыми плечами...
- Видишь, какое доброе сердце! Ну, а уж головка... головка шалая!
- И опасная! Это не могло хорошо кончиться, особенно в Париже... Ну, кажется, она там и наделала дел!.. таких дел!..
- Что такое?
- Видишь, мой друг, я не смею...
- Расскажи, пожалуйста.
- Видишь, мой друг, - начала госпожа Дюпон с замешательством: заметно было, что ее даже страшило повторять рассказы о таких ужасах. - Видишь... говорят, что она ни ногой в церковь... что она живет одна в каком-то языческом храме, в саду теткиного особняка... что ей прислуживают женщины в масках, одевающие ее языческой Богиней, а она их бьет и царапает целыми днями... потому что напивается допьяна... Не говоря уж о том, что она ночами напролет играет на громадном золотом охотничьем роге... нарочно, чтобы сводить с ума несчастную княгиню, которая в полном отчаянии от всего этого!..
Управляющий громким взрывом хохота прервал речь жены.
- Откуда ты все это выкопала? - спросил он, справившись с припадком смеха. - Кто тебе насказал подобных сказок?
- Да жена Рене, которая ездила в Париж наниматься в кормилицы. Она была у госпожи Гривуа, своей крестной матери... а ты знаешь, что мадам Гривуа старшая горничная княгини Сен-Дизье... вот она-то все это и рассказала... а уж кому лучше знать, раз она так давно живет в доме!
- Тонкая бестия эта мадам Гривуа!.. Ловкая была шельма в прежние годы... видала виды!.. а теперь, по примеру своей барыни, в святоши записалась!.. Вот уж правда-то, что каков поп, таков и приход!.. Ведь и сама-то княгиня; такая теперь святая недотрога, в свое время ловко кутила... нечего сказать... не стеснялась!.. Лет пятнадцать тому назад это была такая ветреница, что только держись! Небось, ты сама помнишь того красивого гусарского полковника, что стоял в Аббевиле? Помнишь, он еще служил в русской армии, когда эмигрировал... а потом Бурбоны после Реставрации дали ему полк?
- Помню, помню! Экий у тебя злой язык, друг мой!
- Отчего же злой? Я говорю истинную правду!.. Полковник вечно торчал в замке, и все говорили, что он в очень близких отношениях с княгиней, что не мешает ей теперь представляться святой!.. Славное было времечко!.. Всякий вечер или бал, или спектакль... А уж какой весельчак был этот полковник, как славно он играл на сцене!.. Я помню, раз...
Дюпону не удалось докончить рассказ. В комнату вбежала толстая служанка в деревенском наряде и торопливо обратилась к своей госпоже:
- Мадам... там какой-то господин приехал... ему нужно видеть месье Дюпона...