Он отправился в один из городов Пикардии, где стоял полк, почти целиком укомплектованный его бывшими солдатами, и хотел увлечь их за собой. Но заговор раскрыли. Генерала арестовали в самый момент приезда и привели к полковнику. А знаете, кто был этот полковник? Впрочем, об этом долго рассказывать, да и рассказ мой только еще больше опечалит вас... Короче говоря, у генерала было слишком много причин ненавидеть этого человека. Очутившись с ним с глазу на глаз, ваш отец сказал: "Если вы не трус, вы освободите меня на час, и мы будем драться насмерть. Я столь же презираю вас, сколько и ненавижу, причин для этого довольно!" Полковник согласился и освободил вашего отца, а на другой день состоялся ожесточенный поединок, во время которого полковник упал на месте замертво.
- О, Боже!
- Генерал вытирал еще шпагу, когда один из преданных ему друзей пришел предупредить, что у него осталось не так много времени: лишь только успеть совершить побег. Действительно, ему счастливо удалось покинуть Францию... Да... счастливо, так как через пятнадцать дней он был приговорен к смертной казни как заговорщик.
- Сколько невзгод!
- Но нет худа без добра! Ваша мать оставалась ему верна и только писала: "Император первый, я вторая!" Зная, что он более не может быть полезен ни императору, ни его сыну, генерал, изгнанный из Франции, явился в Варшаву. В это время умерли родители вашей матери... Она была свободна, и они повенчались... я был одним из свидетелей их брака.
- Вот уж именно нет худа без добра, ты прав, Дагобер... Сколько счастья среди такого несчастья!
- И вот они зажили вполне счастливой жизнью... Только, как все искренне добрые люди, чем счастливее они себя чувствовали, тем сильнее огорчало их несчастье других... А причин для огорчения в Варшаве в то время было немало. Русские снова начали обращаться с поляками, как с рабами. Ваша храбрая мать, француженка по крови, душой и сердцем была полячкой. Она громко говорила о том, о чем другие не смели шептать. Несчастные звали ее своим ангелом-хранителем: этого были довольно, чтобы обратить на нее внимание русского наместника. Однажды старого друга вашего отца, бывшего улана - полковника, приговорили к ссылке в Сибирь за участие в заговоре против русских... Он бежал, и ваш отец укрывал его у себя. Об этом узнали, и в следующую же ночь карета, окруженная взводом казаков, подъехала к вашему дому, генерала подняли с постели и увезли...
- Ах! Что же хотели с ним сделать?
- Его увезли из России, со строгим запрещением когда-либо вступать в ее пределы под страхом вечного тюремного заключения. Его последние слова были; "Дагобер, поручаю тебе мою жену и ребенка". Это случилось за несколько месяцев до вашего рождения, но это не помогло вашей матери: ее сослали в Сибирь.
Она делала слишком много добра в Варшаве, ее боялись, потому были рады придраться к случаю, чтобы от нее отделаться. Не довольствуясь ссылкой, конфисковали все ее имущество, и, в виде единственной милости, мне позволили следовать за ней. Не будь у меня Весельчака, которого генерал велел мне оставить у себя, она должна была бы идти пешком. Вот мы и пустились в путь... Она верхом, а я вел лошадь под уздцы, как теперь с вами, дети. Наконец достигли мы бедной деревеньки в Сибири, где три месяца спустя вы и родились, бедняжки.
- А наш отец?
- Отец не мог вернуться в Россию... Матери вашей бежать с двумя малютками тоже нельзя... генерал даже писать ей не мог, так как он не знал, где она!
- И с тех пор о нем не было никаких известий?
- Нет, дети... один раз мы имели от него весточку...
- Через кого же?
После минутного молчания Дагобер произнес со странным выражением в лице:
- Через кого?.. через существо, вовсе непохожее на других людей!..