Чем ближе флот подходил к берегу, тем явственнее Монбар усматривал положение дела и тем беспокойнее становился.
Действительно, не имея карты и полагаясь исключительно на сведения более или менее точные, доставленные его шпионами и несколькими перебежчиками, адмирал не знал, что форт Сан-Лоренсо, построенный в устье реки Чагрес, неприступный со стороны моря и усиленный береговыми батареями, является истинным ключом к позиции; что прежде всего следовало овладеть им, а там уж идти на штурм города, подступы к которому он защищал.
Адмирал раскаивался, что приказал Лорану напасть на форт только тогда, когда сражение будет уже завязано: оно должно было начаться именно взятием форта. Монбар этого не знал, так как все время думал, что форт находится за чертой города и защищает его со стороны суши; только теперь доказательство противного было у него перед глазами.
Он находился в большом недоумении и не знал, что делать.
Бомбардировать форт было чистым безумием: подобная попытка не могла увенчаться успехом, а между тем легко повлекла бы за собой гибель флота и окончательный крах всей экспедиции Береговых братьев. Не лучше ли было , пока не поздно, повернуть назад, встать вне пределов досягаемости выстрелов артиллерии форта и прибегнуть к какому-нибудь иному способу овладеть им, не подвергаясь риску потерпеть постыдное и непоправимое поражение.
Монбар остановился на этом решении и, хотя и к величайшему своему сожалению, уже готов был скомандовать поворот назад, когда внезапно на носу корабля поднялся переполох; Монбар увидел, как какой-то почти обнаженный человек, с которого струилась вода, вскочил на палубу и был немедленно окружен флибустьерами.
Он тщетно выбивался из рук, которые держали его, и только кричал, что должен видеть адмирала. Монбар, привлеченный странной суматохой, вскоре подошел. Увидев незнакомца, он отстранил матросов движением руки и приказал ему следовать за собой.
Он узнал Хосе.
Тот поднял свой узелок, который упал к ногам адмирала, и, стряхнув с себя воду раза два или три, последовал за Монбаром.
Когда они остались одни на шканцах, Монбар вскричал:
— Как! Ты тут?!
— Собственной персоной, адмирал.
— Но каким способом ты добрался сюда?
— Вплавь.
— Гм! Ловкий же ты пловец, — сказал Монбар с улыбкой.
— Как все индейцы, адмирал, я получеловек-полурыба.
— Правда, но ты, вероятно, не для того приплыл сюда, чтобы пожать мою руку, которую я с такой дружбой всегда протягиваю тебе.
— Не отрицаю этого, адмирал, — сказал индеец, отвечая на горячее пожатие руки Монбара.
— Что же привело тебя ко мне?
— Поручение.
— Оно должно быть очень важно, клянусь честью!
— Чрезвычайно важно, по крайне мере я так полагаю.
— Полагаешь?
— Да, я должен вручить вам письмо, но не знаю его содержания.
— Ага! От кого же оно?
— От вашего брата-матроса Прекрасного Лорана.
— Черт возьми! Да ведь оно, верно, превратилось в кашу?
— Ничуть, не беспокойтесь!
— Давай же его скорее.
— С удовольствием, но с меня еще вода струится потоками.
— Ей-Богу, ты прав!
Адмирал махнул рукой, и двое матросов по приказанию Монбара подошли с тряпками и принялись так усердно вытирать ими индейца, что тот в одну минуту стал совсем сухим.
— Спасибо, — сказал он.
Тут Хосе развязал кожаный мешочек, вынул из него письмо и подал Монбару, который с живостью взял его и мигом пробежал глазами. Письмо состояло всего из нескольких строк, но вести, вероятно, заключало хорошие, потому что лицо флибустьера засветилось радостью.
— Видно, вы очень довольны, адмирал, — заметил Хосе, который тем временем спокойно одевался.
— Сам посуди, вот что пишет мне Лоран…
— К чему читать мне письмо, адмирал?
— Чтобы ты дополнил его своими объяснениями.
— В таком случае читайте, я слушаю.