— Я так недавно имею честь знать вас, а между тем не перечту всего, чем вам обязан.
— Тише, сеньор дон Хесус, — остановил Лоран, бросив на него значительный взгляд, — не говорите этого, сперва надо ближе узнать друг друга, а потом уж выносить окончательное суждение.
— О! Вас-то, граф, благодарение Богу, я знаю хорошо!
— Может, вы ошибаетесь на мой счет и со временем перемените свое мнение!
— Это невозможно.
— Кто знает?
— Вы странный человек, любезный граф, — сказал асиендадо, немного помолчав.
— Я не понимаю вас, сеньор дон Хесус, — возразил Лоран с легким оттенком надменности.
— Видите ли, то что я хочу сказать, довольно трудно выразить.
— Вы сильно возбуждаете мое любопытство этими вашими вступительными оговорками, сеньор дон Хесус.
— Вы меня простите, если я буду вполне откровенен с вами?
— Все прощаю вам заранее, сеньор. Итак, говорите смело.
— Вот что, граф… Сам не знаю, отчего, но порой мною овладевает престранное чувство в вашем присутствии: разумеется, я питаю к вам живейшее сочувствие, я стольким вам обязан…
— Дальше, дальше.
— Однако иногда в разговоре с вами, вот как сейчас, например, я совсем теряюсь, такое грозное выражение мгновенно принимает ваше лицо, так сверкает молнией ваш взгляд!
— Неужели я так страшен?
— Для меня — очень.
— Благодарю, сеньор.
— Как прикажете, граф, это не в моей власти! И, наконец, даже ваша речь…
— Ну вот, и разговор мой страшен?
— Да как бы вам сказать… у вас тон такой, что придает особенное значение каждому слову, насмешливая улыбка то и дело мелькает у вас на губах; когда вы говорите мне любезность, она звучит в моих ушах, точно угроза; если вы оказываете услугу, мне, наперекор очевидности, так и сдается, что услуга ваша превратится для меня в смертельную обиду. В эти минуты…
— Что же в эти минуты?
— Вы наводите на меня такой страх, что кровь стынет в жилах.
— Уж не предчувствие ли это, сеньор дон Хесус? — ответил Лоран, даже не моргнув. — А ведь предчувствия посылаются Богом, ими пренебрегать нельзя.
— Вот вы опять насмехаетесь надо мной, страшный вы человек!
— Насмехаюсь? Нисколько. Я вовсе не шучу.
— Вот то-то меня и огорчает, граф, что я никогда не знаю, враг вы мне или друг.
— Зачем же мне быть вашим врагом, сеньор дон Хесус? — возразил Лоран, взглянув на него так пристально, что тот вздрогнул и невольно опустил глаза.
— Этот вопрос я и задаю себе: мы познакомились только несколько дней назад, никогда прежде мы не встречались. Случай свел нас, когда мы оба вовсе этого не ожидали.
— Случай иногда так удачно сводит.
— Я и не жалуюсь на него, наши отношения с самого начала были самыми дружескими.
— Согласен, но что же вы заключаете из этого стечения обстоятельств, сеньор дон Хесус
— Ничего не заключаю, напротив, доискиваюсь.
— Можно дать вам один совет?
— Любезный граф, совет от вас мне всегда приятен.
— Вы очень любезны… Не ищите, поверьте, это будет напрасно.
— Но почему?
— Боже мой! Все очень просто: доискиваются только того, что существует, вы же хотите отыскать то, то создано одним вашим воспаленным воображением.
— Ваши слова доставляют мне величайшую отраду и сваливают тяжелое бремя…
— С вашей совести, — подсказал Лоран, улыбаясь.
— Вовсе нет! — вскричал асиендадо. — Моя совесть совершенно спокойна.
— Разумеется, когда за свою жизнь не сделал никому вреда, — насмешливо согласился капитан.
Асиендадо покосился на него, потом, охваченный внезапным порывом гнева, хлестнул лошадь так, что та помчалась со всех ног.
— Что это с моим отцом, дон Фернандо? — с беспокойством спросила донья Флора.
— Не знаю, сеньорита, это с ним произошло внезапно. Если бы дело было не под вечер, я приписал бы это действию солнца.