оставили одних и взял текилу в свою руку, вставая с
кресла. Неторопливым движением он отвинтил крышку и
наполнил стопку. Он взял её в руку и поставил передо
мной.
— Зачем? — ещё больше удивляюсь я.
— Пей, — приказывает он, стоя надо мной, как цербер.
— Я не хочу, — хмурюсь я.
Он наклоняется, и упирается руками в подлокотники, что
я откидываюсь на кресло, его глаза тёмные и в них
отчётливо я вижу злость, она исходит от него. Я уже корю
себя за свои действия и слова. Но я не боюсь его, стараюсь не бояться, и это придаёт уверенности, с
которой я смотрю на него.
— Мишель, я сказал — пей, — голос его тих, но не
становится от этого менее требовательным.
— Мне вино нравится, — продолжаю я гнуть своё.
— Я сейчас открою твой прекрасный ротик и залью туда
текилу. Ты говоришь, что это не моё дело, так вот, это не
моё дело, ты права. Поэтому бери в руки стопку и
напивайся, чтобы завтра быть зелёной и с явным
похмельем. Это твоё здоровье, не моё, и если ты решила
быть алкоголичкой лишь потому, что в твоей головке
завелись тараканы, то я с лёгкостью помогу тебе. А
лучше, я воспользуюсь твоим состоянием, привяжу тебя к
столбу и покажу, что такое настоящая боль от твоих
неразумных действий. Напрочь отобью твой
максимализм, чтобы впредь ты понимала, чьё это дело, — он с силой вкладывает в мою руку рюмку и подносит к
моим губам.
Моё дыхание нельзя уловить и оно вырывается громко и
шумно. Но Ник не сводит с меня своих холодных глаз.
— Если ты меня тронешь, то я тебя поцелую, Ник. Я тоже
могу тебя связать и целовать, пока у меня крыша не
поедет, — мои зубы стучат о стекло стопки, пока я
говорю. Я должна дрожать от страха, потому что его губы
складываются в одну тонкую линию, а лицо белеет от
гнева, уловимого между нами, но ничего. Я делаю все так, как меня попросил Райли — противостою.
— Она у тебя уже поехала, крошка.
Он резко надавливает на мой подбородок и в рот
вливается горячая жидкость, мне не остаётся ничего, как
глотнуть её, но часть выливается из уголка губ и течёт по
подбородку. Мои ногти впиваются в обшивку кресла от
неожиданности и шока. Ник наклоняет голову, и я
ощущаю его губы, подхватывающие алкоголь на моем
лице. Он запускает руку в мои волосы и теперь проводит
языком по тому месту, где секунду назад была текила.
Я чувствую, как его пальцы проводят по моему бедру, заключённому в тонкий капрон, а его губы с жадностью
покрывают выгнувшуюся навстречу к нему шею. Едва
ощутимыми движениями он забирается под платье и
сжимает руками голую кожу бедра. Тело взрывается от
наслаждения, больше не подчиняясь мне. Приятный
холодок проходит по позвоночнику и накаливается между
ног.
— Я хочу, чтобы ты сейчас же пошла в дамскую комнату и
сняла трусики, — шепчет он, продолжая ласкать мою
внутреннюю часть бедра рукой.
— Господи, Ник, — выдыхаю я и открываю глаза, где
перед ними проплывают огоньки.
— Ты снимешь их и вернёшь мне, — продолжает он, цепляясь зубами за мочку уха.
— Я...я, — я не могу связно говорить, только заикаюсь, потому что действительно схожу с ума от возбуждения.
Его рука исчезает, как и губы. Ник выпрямляется, я
обращаю внимание на его упругую задницу под брюками
и сглатываю. Голова шумит, а тело требует продолжения, оно горит, его трясёт, и я нервно поправляю платье.
— Ты поняла, что я хочу? — спокойно спрашивает он и
садится в кресло.
— Я не буду этого делать, — хрипло отвечаю я.
— Хорошо, — пожимает он плечами равнодушно, — я
всего лишь пожелал. Тебе ведь понравился прыжок, потому что ты доверилась мне. А сейчас вспомни, что ты
чувствовала после него и во время. Сходи в дамскую
комнату, приведи свои чувства в порядок, остынь и реши, что ты хочешь. Любой ответ я приму.
Я опешила от его слов и просто хватала ртом воздух от
возмущения.
— Я не одна из твоих Саб, — шиплю я.
— Если бы ты была ей, то уже бы встала и сделала так, как я сказал. А я тебе предлагаю выбор. Я всегда тебе его
предлагал, — он усмехается и берет бокал с вином.
Внутри меня вскипает злость вперемешку с гордостью за
себя. Никто не имеет права мне приказывать. Никто. Но
этот мужчина заводит во мне самые плохие, греховные
мысли и их нельзя отрицать.
Он решил поиграть? Что ж ведь и я могу играть, только на
своих условиях. Посмотрим, кто кого. Сегодня я буду
полагаться на инстинкты.
Я растягиваю губы в заигрывающей улыбке и медленно
поднимаюсь, на что Ник смотрит с интересом. Аккуратно
поправив платье, я обхожу столик и останавливаюсь
позади него. Он не двигается, и я опускаю голову к его
уху.
— Скажи, тебя это возбуждает? — шепчу я.
— Мишель, не стоит этого делать, — предупреждает он
меня, но это ещё больше придаёт сил продолжать
задуманное.
Мои руки опускаются на его плечи, и я чувствую тугие
мышцы, пальцы немного массируют их, а мои губы
целуют его за ухом, едва касаясь. Господи, я это делаю в
первый раз и готова замурчать от собственного
наслаждения.
— Ты так напряжён, тебе нужен массаж.
— Мишель, — он хватает мои руки и сжимает их, но я
ловко освобождаюсь из его захвата.
— Ник, ты так пахнешь, не одеколоном, а чем-то иным, — я опускаю губы ниже, на его шею, пока руками немного
поднимаю платье и нахожу кромку трусиков.
— Ты пахнешь сексом, опасностью и теплом, — от своих
же слов я ещё больше возбуждаюсь, покрывая его кожу
медленными поцелуями.
— Мишель, остановись, иначе...
— Ник, тебе же нравится это, так доверься, получи
наслаждение, — перебиваю я его и провожу языком в
обратном направлении к уху.
Я замечаю, что его грудь начинает подниматься чаще, а
выпуклость в брюках явно свидетельствует об его ответе
на мои ласки и это дарит такое невероятное ощущение.
Контроль. Его кожа под моими губами солоновата, это
настоящий мужской вкус, терпкий, призывный и
сокрушающий все барьеры. Я ещё ни разу не целовала
мужчину так, глубоко и в то же время поверхностно. И мне
хочется делать это всегда с ним: дотрагиваться до него, когда я хочу.
Я быстро стягиваю с себя трусики и сжимаю их в руке, они
влажные, они свидетельствуют о том, что я очень
чувственно реагирую на него, но мне плевать. Он ведь
сам этого хотел.
— Мишель, — он отодвигается от моего лица и
поворачивает голову, чтобы я увидела, как горят его
глаза, хотя он зол. И это снова чертовски приятно.
— Да? — невинно спрашиваю я и выпрямляюсь.
— Мне придётся наказать тебя за это.
— Накажи себя, — я поднимаю руку и вытягиваю её, раскрывая ладонь. Тончайшее кружево летит и опускает
ему на колени. Он тут же переводит глаза на моё нижнее
белье, и я довольная своей выходкой, возвращаюсь на
место.
— Они мокрые, Мишель, — Ник поднимает двумя
пальцами трусики и выгибает вопросительно бровь.
— У тебя встал, Ник, — бесстыдно отвечаю я и не могу
сдержать улыбки.
Я чувствую себя раскрепощённой, лёгкой и то, что между
бёдер так горячо и влажно, ещё больше подзадоривает
меня. Мне нравится эта игра, этот блеск восхищения в его
глазах. Я хочу его, хочу ощутить тяжесть его тела на
своём, хочу разрядки.
— Я хочу тебя трахнуть. Сейчас. На этом столе. Хочу
нагнуть и войти в тебя, не разрешая тебе кричать, — он
придвигается ближе и, не мигая смотрит, на меня
расплавленным шоколадом с дьявольской искрой в
черных расширенных зрачках.
— Одни обещания, — нагло шепчу я, немного наклоняясь
вперёд.
Его лицо принимает недоуменное выражение, что мне
хочется рассмеяться. Один — ноль, мистер Холд.
Ник поднимает руку с моими трусиками и ставит локоть на
стол, кусая косточку указательного пальца. В его глазах
зажигается портал в другое измерение, и я готова
шагнуть туда. Он начинается улыбаться хитро, пугающе и
эротично. Его зубы настолько белые на фоне загорелой
кожи, я не могу оторваться взгляда от его губ и
облизываю свои.
Контролю не поддаются мои чувства, я сжимаю бедра, ощущая дискомфорт оттого, что не могу дотронуться до
себя сейчас.
Я вспоминаю, что это и есть его наказание: возбудить и
не дать продолжения. Только и я умею наказывать, оказывается. У меня ещё весь вечер впереди и я