светлыми ресницами.
— Что случилось? — передразнила я его. — А вот что.
Какого хрена ты, косолапый извращенец, рассказываешь
всяким мудакам о несуществующих актах полового
насилия с наручниками и разработанными глотками?
Совсем охренел?
— Я...я...откуда ты..., — мямлит он.
— Неважно откуда я узнала, — с отвращением ткнула
в него пальцем. — Так вот, Лукас, прежде чем
распыляться, подумай, что это за собой повлечёт. Я не
обычная девка, если до моего отца дойдут твои слова, то
я выложу всю правду, и пеняй на себя. А если ты хоть раз
подойдёшь ко мне, я твои яйца засуну в твою же глотку
для правдоподобности сексуального воздействия. И
думаю, ты понял, что между нами всё кончено! Баран
тупой!
Я резко развернулась и, все ещё пребывая в
состоянии горячего вулкана, понеслась на обед с
подругой. Люк даже не сделал попытки меня догнать и
объясниться, что точно подтвердило слова Ника. Грязно.
Все вокруг меня до мозга и костей извращены деньгами.
Отвратительно.
— Миша, — мне улыбается подруга, сидя за
небольшим столиком в нашей университетской столовой.
Я молча плюхнулась на стул и бросила сумку на пол, начав стучать ногтями по столу.
— Эм, я взяла тебе обед, — Сара пододвигает мне
поднос, и я сухо киваю.
— Рассказывай, — вздыхает она и берёт в руки
бутылочку минералки, делая глоток.
— Этот придурок рассказал своему боссу, что я с ним
трахаюсь. И трахаюсь жёстко, — в моём голосе клокотала
ярость, что я стискиваю зубы до скрипа.
— Не удивительно, — хмыкает она. — Он становится
импотентом со своим футболом, вот и придумывает
сказки, чтобы повысить свою значимость.
— А ты?
— Что я? — удивляется подруга.
— Ты пробовала жёсткий секс? — спрашиваю я.
— Хм...ну, в общем-то, да и он меня больше всего
заводит. Животная страсть, — она немного смущается и
опускает голову.
— С плётками? С наручниками? Как Грей? — уточняю
я и хмурюсь.
— Нет, плётки не пробовала, а вот наручники не так
плохо, — она мотает головой и неуверенно улыбается.
— Ясно, — отрезаю я и беру в руку пластмассовую
вилку.
— Какие планы? — интересуется она.
— Никаких. Учусь, а дальше...всё как обычно, — вздыхаю я.
— А мне надо в супермаркет. Уволила я к чертям
новую домработницу, она сожгла мою новую блузку. И
теперь придётся готовить самой, а ещё отец
возвращается, — делится она со мной, на что я киваю.
Я ковыряюсь в салате, понимая, что в меня вообще
ничего не полезет. Первый раз за всю свою жизнь я
потеряла аппетит, и виновник всё тот же самый. Целую
ночь я спала беспокойно, картинки, где Ник менялся на
Грея с кнутом, пытающимся меня поймать, сменялись его
нежными поцелуями и бархатным, магическим шепотом, зовущим меня упасть рядом с ним в его искажённую
реальность.
Я до сих пор пребывала в шоке от правды.
Вернувшись домой вчера, я ещё не представляла, что все
осознание настигнет меня внезапно под душем, и я чуть
не поскользнусь на мокром поддоне. В тот момент все
события встали на свои места, все почему и зачем
пропали. Пришла лишь реализация, происходящего со
мной. И ведь можно было махнуть рукой, у каждого
человека свои представления о прекрасном, но я не
могла. И ответить на этот вопрос я тоже не смогла себе.
Я ждала полдня, отсиживаясь на каждой паре, что вот-
вот придет сообщение от Ника, и он появится тут, или же, вообще, без предупреждения. Но ничего, он затаился, как
хищник, ожидая, когда жертва сама придёт к нему в руки.
Только я к собственному счастью не Анастейша, я не буду
терпеть ради какой-то симпатии физическую боль, позволять незнакомцу сломать меня. Нет.
От раздумий разболелась голова, и я зажмурилась, надавливая на закрытые глаза пальцами.
— Миша, все хорошо? — участливо спрашивает Сара, и я открываю глаза, моргая и осматриваясь.
Снова я отключилась и потерялась в пространстве. И
очередной первый раз, мистер Холд, повторился из-за
вас.
— Да, хочу спать...долго...очень долго, — говорю я и
отставляю салат.
— Чем ты занималась ночью? — хитро спрашивает
она меня, а я просто смотрю на неё, не выражая никаких
эмоций.
— Какая ты плохая девочка, — тянет она, — тебя надо
наказать. Ух, на тебя Грея нет...
— Молчи, — грубо перебиваю я её, лицо подруги
удивлённо вытягивается, но она даже не представляла, до чего дотронулась во мне.
— Прости, я пойду в библиотеку. Созвонимся, — я
быстро встаю, подхватывая сумку, и уже иду к выходу, огибая студентов.
Я не могу объяснить Саре, отчего я так болезненно
среагировала на её обычную подколку. Мы не раз
смеялись и шутили так друг с другом, но сейчас каждый
звук, каждое слово обрело смысл и очертания.
Я вошла медленный шагом в огромную и знаменитую
библиотеку и подошла к компьютерному поисковику
необходимой книги. Сделав глубокий вздох, я вбила
единственного, кого знала из садистов — Маркиза Де
Сада. Я никогда не интересовалась такой литературой, а
пока изучать мир Ника я не готова, поэтому я нашла
необходимый стеллаж и первую книгу «Жюстина, или
несчастная добродетель».
Я посмотрела на часы, у меня в запасе ещё полтора
часа. Я, бросив взгляд по сторонам и убедившись, что
никого рядом нет, села на пол и открыла книгу.
С каждым словом я всё больше и больше
чувствовала, как тошнота подкатывает к горлу и после
сцены насилия Жюстины в лесу Сент-Флореном, с
характерным звуком захлопнула книгу.
— Фу, — выдыхаю я и ставлю её на место. Нет, я не
неженка, могу спокойно смотреть на кровь, на порезы, но
для меня физическое принуждение — это настолько
отвратительно, что я не могу ни читать такие
произведения, ни думать о таком.
Пока я спускалась на первый этаж библиотеки перед
моими глазами стояла сцена, красочно представленная
моей обширной фантазией — Ник бьёт меня по лицу, я
кричу, вырываюсь, но его губы растягиваюсь в пошлую
ухмылку, и он наотмашь меня ударяет по щеке, что я
отключаюсь, слыша в затухающем сознании его
триумфальный смех.
Мотнув головой, я выпустила воздух сквозь зубы и
прогнала прочь от себя такие мысли. Я не должна думать
о нём, и он вряд ли ещё появится рядом после того, что я
вчера сказала.
Я поблагодарила все силы, которые решили, что
сегодня на курсе психологии у нас будет тест, и с
удовольствием принялась за него. Хотя я не уделяла
достаточно времени этой профессии, но все же хоть
какое-то помутнение мыслей о Нике и его «особом вкусе».
Я приехала домой ещё более разбитая, чем уезжала.
Если я продолжу в таком же духе, то точно это ничем
хорошим для меня не окончится.
— Добрый вечер, Мишель, — меня, как обычно, встречается у порога Лидия, и я ей натянуто улыбаюсь, снимая с себя куртку.
— Добрый. А где родители? — интересуюсь я, разуваясь и беря в руки сумку.
— В гостиной, — она показывает головой в сторону
комнаты, и я ей киваю, направляясь туда.
Я останавливаюсь в дверях и замираю, наблюдая
идеалистическую семейную картину. Мама сидит на
диване с книгой в руках, а папа с бокалом виски и
айпадом, где уверена, читает или биржевые новости, или
следит за ценой на нефть. Если всех нас поставить
рядом, то мы отлично будем смотреться на обложке
«HomeJournal», такие же искусственные и плоские.
Богема, черт бы её побрал!
— Дорогая, ты поздно, — меня первой замечает мама, и я перевожу на неё усталый взгляд.
— Удивительно, почему же, — язвительно отвечаю я, складывая руки на груди и облокачиваясь о косяк двери.
— Что за тон, Мишель? — папа отрывается от
планшета и поднимает на меня глаза полные
раздражения.
— Я не хочу больше ходить на психологию, у меня не
хватает сил, я плохо сплю и, вообще, мне...не хочу, — выпаливаю я совершенно не то, что собиралась сказать и
пребываю в шоке от моей смелости. Я всегда желала
угодить родителям, а особенно отцу, чтобы мной можно
было гордиться. А сейчас...сейчас я открыто выступаю
против них, защищая собственные интересы.
— Сессиль, поговори со своей дочерью, если надо то
направь к психологу, потому что я не понимаю того, что
она говорит, — холодно обращается отец к маме, которая