меня. И я даже догадываюсь кто.
— Роберт? — это имя даётся с особой тяжестью, и
Ник кивает.
— Да. Но мои люди не доложили о том, что Люк привёз
тебя к нему. Он вышел с другого входа, с заднего. И
они его не увидели, решив, что вы находитесь дома.
Думаю, его предупредил Роберт о возможной слежке
за тобой. Люк тоже уволен, мало того...
— Не хочу знать, только одно — он жив? — категорично перебиваю я его, мотая головой.
— Ни царапины, ни синяка. Только психологическое
воздействие.
— Хорошо...хорошо, — медленно шепчу я.
— Я не знаю, как вести себя сейчас. Ты не позволяешь
дотронуться до тебя, и я понимаю это. Но тебе
следует поесть, выспаться, а завтра, может быть, что-
то изменится. Только дай мне шанс, ведь я понял, в
сравнении со всем понял, что не хочу, чтобы ты
уходила, — он встаёт и пересаживается на постель.
— Мне нужно время, Ник. Мне надо подумать и самой
решить всё, потому что сейчас я не могу. Просто не
могу...не знаю, что сказать тебе. Все оказалось
слишком болезненно, слишком ужасно и
отвратительно для меня. И я не смогу принять эту
сторону твоей жизни, а ты отказаться. Это тупик, и из
него нет выхода, — я опускаю голову, а в груди так
плохо, ещё хуже чем было раньше. Потому что знаю, что не вернусь. Нет того смысла, ради которого сейчас
мне стоит остаться.
— У меня много комнат, Мишель. Но я не хочу, чтобы
ты ехала к нему, — говорит Ник.
— Я не могу видеть тебя, прости. Не могу сейчас
видеть тебя, даже слышать слишком остро. Я
понимаю все, что ты сказал. Но я хочу уйти, просто
уйти и побыть одной, — мои глаза начинает щипать, но я жмурюсь, не разрешая себе плакать. Потом, только бы он не видел.
— Хорошо, только ты обвинила меня в том, что я не
задержал тебя в тот раз. А я не могу давить на тебя, как бы мне этого ни хотелось. И не потому, что мне
легко видеть, как ты уходишь. Нет. А потому что вот
такой я, считающий, что надо давать право выбора
любому человеку и затем принять его выбор, как бы
это ни противоречило внутренним ощущениям. Но я
скучал...каждую минуту без тебя скучал. Мне не
хватало мыслей о том, что ты тут, что я увижу тебя и
ты улыбнёшься, заверив меня, что продолжаешь
верить.
— Но я больше не верю. Я себе не верю, Ник. Я
должна подумать, и прости, что кричала. Я даже этого
вспомнить не могу.
— Ты была в шоке, это нормальная реакция. И я был в
шоке, поняв, что ты была там. Я начал прокручивать в
голове, как ты это все увидела. Но всё было не так, я
думал о тебе.
— Когда орудовал кнутом, думал обо мне? Спасибо, очень мило, — усмехаюсь я.
— Нет, ты поняла снова не так. Я думал о тебе, потому что точно знал, куда я поеду и что буду делать
дальше. Мне хотелось поскорее закончить, поэтому я
и взял кнут, поэтому и полил вином удары. Это
ускоряет процесс приближения сабспейса. И я изучил
всё, что любит Лесли. Мои сессии длятся от часа и
больше, а эта была быстрой даже для окружающих.
— Хватит, прошу хватит. Я не могу больше говорить
об этом, меня начинает тошнить, — цежу я слова, и
правда ощущаю неприятную волну в теле.
Она так резко поднимается по организму, что я
сжимаю рот рукой, закрывая глаза.
— Мишель, ты...давай вставай, — Ник дотрагивается
до моего оголённого плеча, и меня пронзает током, что
вода, выпитая буквально недавно вырывается изо рта
и попадает прямо на его одежду.
Меня рвёт настолько беспощадно, что я наклоняюсь
вперёд, изливая все на пол рядом с постелью. Ник
подскакивает с места, словно не замечая того, что ему
досталось не мало. Он резко убегает, оставляя меня, кашляющую и полностью униженную, одну. Мне
хочется разреветься от всего этого, но я сжимаю
покрывало руками, закрытая глаза и издавая стон.
— Вот, держи, выпей. У тебя...черт, крошка, у тебя
сотрясение. Не следовало мне говорить это, и ты
никуда не пойдёшь, поняла? Никуда не пойдёшь, потому что это моя вина, только моя вина, и я не могу
отпустить тебя. Я просто не могу, покричишь потом, а
пока, пожалуйста, делай так, как я говорю, — рядом
присаживается на корточки Ник, помогая мне сесть, и
подносит бутылку ко рту. И сейчас я настолько
обессилена, что меня не волнует то, как он нежно
прикасается к моей коже, тут же отрывая руки.
Я делаю глоток, затем ещё, пока спазмы постепенно
отпускают меня.
— Я принесу тебе халат, ты умоешься, и мы перейдём
в другую спальню. Хорошо? — спрашивает он, и я
киваю, больше не желая противиться ему. Я хочу его
заботы, даже сейчас. Я хочу своего мужчину, а не того, который рассказывал мне самые страшные
подтверждения увиденного. Я просто хочу жить. Жить
рядом с ним сейчас, пусть слабая, пусть это будет
жалостью. Но она нужна мне.
Ник возвращается с шелковым халатом, набрасывая
его мне на плечи, и помогает сползти на пол, не
наступив на мою рвотную массу. Он ведёт меня к
ванной комнате, поддерживая за талию, и оставляет у
раковины.
— Мне надо переодеться, а ты пока умойся, — говорит
он, включая воду, и я киваю ему.
Не смотреть на себя, а только плеснуть в лицо
прохладной водой. Ник уходит в гардеробную, пока я
ополаскиваю рот. Подняв голову, я смотрю все же на
себя, но не вижу ничего. Картинки ночи продолжают
врезаться в голову, и я дотрагиваюсь до своих
припухших губ. Поцелуй. Это было или же под
действием шока я выдумала эту иллюзию? А если
было, то это означает, что он не врёт. Что все, что он
делал было лишь необходимостью. Это значит, что я
могу...могу верить в него снова. Но он не упомянул об
этом, даже словом не обмолвился. Неужели, придумала?
Мне требуется узнать, сделал ли он это, сделал ли это
ради меня и будущего? Я быстро выключаю кран и
протираю лицо полотенцем, бросая его. Голова
кружится, но мне удаётся пересечь ванную комнату и
приоткрыть дверь в гардеробную в тот момент, когда
Ник стягивает с себя серую футболку, отбрасывая её
от себя.
Я замираю от ужаса того, что вижу. Тонкие полоски на
его спине, изуродовавшие кожу, горят ярко-розовым
цветом.
— О, господи, — шепчу я, закрывая рот рукой, и Ник
поворачивается.
— Я же сказал. Я сказал тебе быть там, — со злостью
говорит он.
— Что это? — спрашиваю я, делая шаг к нему, но он
отступает от меня.
— Уходи, подожди меня в гостиной.
— Повернись, — я уже подхожу к нему, сжимающему
губы и дышащему так быстро, что я распахиваю глаза, понимая, что он хотел ещё скрыть от меня.
— Повернись, Ник, — прошу я, подойдя к нему
вплотную.
— Мишель, уходи. Ты не должна это видеть, не
сейчас. Не тогда, когда тебя только вырвало. Я
заслужил это, я...
— Повернись, — уже настойчиво требую я, и он качает
головой, медленно разворачиваясь ко мне спиной.
И теперь я лучше могу рассмотреть выпуклые тонкие
нити, их несколько, а под ними запеклась кровь. Ком
тошноты снова поднимается во мне, но я сглатываю
его. Внутри меня моментально все отмирает, все
атрофированные чувства ранее с новой силой
сдавливают моё тело. Из глаз вырываются слезы, когда мои пальцы, кажущиеся слишком белыми по
сравнению с его кожей, дотрагиваются до одной
полоски. Ник вздрагивает под моим прикосновением, и
мне хочется унять эту боль. Боль одну на двоих, что я
не могу больше терпеть этого.
— За что? Господи, Ник, — шепчу я, отнимая руку, и
он поворачивается ко мне. Его глаза наполнены
печалью и раскаянием, и я опускаю голову, борясь со
слезами.
— За то, что был слишком уверен. За то, что не
предугадал всего. За то, что причинил тебе боль. Я
должен запомнить этот урок, должен выучить его. Я не
знаю других способов ответной реакции. Я не знаю, как...я не мог просто сидеть рядом с тобой и смотреть, как ты спишь. Ты права, я не заслужил прощения. И я
держал тебя на руках и понимал, что я урод. Я это
сделал с тобой, все, что ты принимаешь на себя по
моей вине. И я...я должен был, — сдавленно
произносит он.
— Не делай так больше, пожалуйста. Ты не урод, ты
просто тот, кого я не понимаю. Ты просто тот, на кого
буду всегда так бурно реагировать. Ты не урод, — шепчу я, поднимая голову к нему и дотрагиваясь
подушечками пальцев до его щеки.
— Прости меня, Мишель. Прошу прости меня, дай мне