страха, парализующий разум и открывающий только
инстинкты.
Мой плач уже превращается в тихие всхлипы, а я
сильнее сжимаю ручку ёршика, но отбрасываю его, показывая, что всё, я сдаюсь. Он продолжает так
стоять, сжимая рукой ремень, который я сама вручила
ему и ведь дала разрешение. А теперь...теперь не
могу встретить его.
Я делаю маленькое движение в сторону к двери, Ник
не двигается. Ещё одно. Он смотри в одну точку, а я
хочу подойти к нему и обнять, но продолжаю ступать к
двери, весящей на одной петле. Как только я
разворачиваюсь, чтобы убежать до спальни или же, вообще, из номера, меня хватают и тянут за волосы и
отбрасывают спиной к стенке, на что я вскрикиваю и
падаю на пол, но не от боли, а он неожиданности и
нового возвращения в прошлое.
— Я не разрешал тебе уходить. Ты моя. Поняла меня?
— один рывок за плечи и я уже стою, прижатая спиной
к стене, а Ник проникает своим взглядом в мои глаза, заставляя кивнуть и одновременно всхлипнуть.
Он резко левой рукой хватает меня горло, приближая
своё лицо ко мне. А другой рукой, кожей ремня, сложенного вдвое, проходит по скуле. Моя душа летит
вниз, а сердце уже устало так быстро биться, поэтому
для меня это все происходит как в тумане, словно я в
прострации и ничего больше не соображаю.
— Ты моя, Мишель. Не заставляй меня причинить
тебе боль, — с расстановкой шепчет он, отбрасывая
ремень в сторону. От грохота вазы, куда попал
ремень, я вздрагиваю.
— Ник, — одними губами говорю я, поднимая свою
руку к его лицу. Но он не позволяет дотронуться до
себя, отклоняя голову.
— Не сейчас, слишком глубоко, — глухо произносит
он, а я могу только с новой сильнейшей волной
задохнуться от переживаний за него, за себя...за нас.
Я не знаю больше, что будет дальше. Я не понимаю
ничего, что сейчас происходит. Только вот его рука
перекрывает мне доступ к кислороду, и из горла
вырываются уже хрипы, а я не делаю попыток
попросить его отпустить меня. Закрыв глаза, я
пытаюсь дышать, чтобы продолжать жить, но сейчас
мне этого даже не хочется.
Он ослабевает хватку, опуская руку к груди, а второю
кладя на мою скулу, проводя ею до губ.
— Ты такая красивая сейчас. А я так ревную тебя, готов убить любого, кто дотронется до тебя. Что же ты
делаешь со мной? — его горячий шёпот опаляет мои
губы, и я приоткрываю глаза.
У меня нет ответа на его вопрос, я только смотрю, как
он ласкает меня уже своим потеплевшим взглядом. Я
знаю, уверена, хотя не вижу в темноте. Но ощущения
на коже и в душе изменились. Его рука хватается на
кромку платья на груди, и он сжимает её, тяня вниз с
характерным треском, рвущегося шелка.
— Я хочу тебя больше, чем ненавижу. Я себя
ненавижу за твои слезы, но я ничего не могу с собой
сделать. Это я, — его губы скользят по моей скуле к
уху, и он утыкается носом в мой висок.
Уже двумя руками он дорывает моё платье, распахивая его, как халат. А я стою, в трусиках, чулках
и туфлях, слушая его глубокое дыхание и успокаивая
сердце. Страх, недавно бушующий в организме, плавно перетекает в уже знакомое тепло, поднимающее по ногам к пояснице.
— Да, я схожу с ума. Я...прости меня, только не уходи, не оставляй меня одного, — его шёпот гипнотизирует
меня, если бы он был фокусником. Его губы проходят
по нежной коже шеи, и я могу чувствовать их
шероховатость.
— Так хочу тебя. Скажи, что больше не
плачешь...больше не будешь бояться. Мишель, скажи, — он оставляет быстрые поцелуи на моей шее, руками
поглаживая талию, поднимаясь к груди.
— Не бей меня, — единственное, что могу я
выговорить хриплым голосом от его игр с моими
сосками большими пальцами рук.
Ник поднимает голову, всматриваясь в мои глаза.
Слишком много эмоций. Мой максимум вернулся, и я
преодолела новую вершину. Его вершину. И сейчас в
моих силах дать ему...показать, что меня не пугает уже
его агрессия, пусть почувствует, что я люблю его.
— Я так хочу этого, пройтись по твоей коже
стеком...увидеть, как ты запрокинешь голову и
приоткроешь рот от наслаждения. Ремень? Нет, слишком грубый для тебя, — говорит он, прикасаясь
подушечками пальцем к моим плечам, играя на моем
теле, как профессиональный пианист.
Резкая смена мыслей в голове, и я словно просыпаюсь
ото сна, с силой отталкивая его, закутываясь в
порванное платье, что он отшатывается от
неожиданности.
— Нет. Я не позволю тебе трогать себя больше. Ты
специально пугаешь меня, а потом вот это...говоришь
и говоришь, как тебе жаль. А я? Я должна простить, да? Но, нет! Я тебе что, бесплатная игрушка? Хочешь, становишься романтиком. Хочешь, решаешь убить
меня. Надоело! — все чувства обостряются, а дурман
проходит, и я смотрю с ужасом на эту ситуацию. И
чувствую себя так гадко, словно он извалял меня в
грязи.
— Мишель, я...
— Нет! Даже слушать тебя не хочу! Ты думаешь, трахнув меня сейчас, решишь все проблемы, и я снова
забуду то, что ты тут устроил. Ты дверь выломал, Ник!
Ты напугал меня! — кричу я, сильнее закрывая тело.
— Мне пришлось выломать эту гребаную дверь! Она
была заперта!
— Она была заперта от тебя и твоего безумия!
Пришлось? Да ты хотел ещё больше напугать меня, а
потом говоришь про стеки! Пришлось! Как бы ни так, ты захотел показать мне свою силу и показал её, я
увидела, убедилась. Да, Ник, ты сильный, очень
сильный, и я боюсь тебя, всегда буду бояться, потому
что в твоей фантазии я уже избитая, и это заложено
природой! Только вот для тебя это пустяк, а для меня
подобно аду! Пришлось! Врёшь! Всегда врёшь!
Он молчит, опускаясь взглядом по моему телу и
поднимая его к лицу. Оно сейчас освещено лунным
светом, и я вижу, насколько оно стало бледным. В
одну секунду я уже корю себя за новый скандал. Могла
промолчать, могла, но проснулась гордость.
— Первый раз в жизни я испугался не за
родственника. Первый раз в жизни я готов быть
нормальным, лишь бы не знать, что ты решилась на
самоубийство. Я испугался...но я не умею бояться. Ты
моя слабость, но я буду продолжать бороться с этими
мыслями. Потому что это я, такой вот безумец. Я всё
знаю про себя, какой я и что могу. Я не собирался тебя
бить, я просто не выпускал его из рук, как будто он мог
помочь мне справиться со страхом. Отогнать тех, кто
помешает спасти тебя, — тихо произносит он, а я
замиранием сердца смотрю на него.
— Что? — выдыхаю я, совершенно не понимая его.
— Я никогда не боялся так сильно. Даже когда он
грозился изнасиловать сестру. А в ванной я увидел, что с тобой всё хорошо. И снова разозлился на
себя...тебя...на всех. Ты плакала, и вновь первый раз я
понял, что не хочу видеть тебя такой покорённой. Ты
свободная, как птица. Только вот мои крылья больше, и мне холодно одному. Прости меня, что я
преследовал тебя, решив, что смогу обуздать. Нет, сейчас я с точностью уверяю, что не имею на это
права. Никакого, это была моя ошибка. Это твоя
особенность. И я хочу, чтобы она всегда была с тобой.
Прости меня, что слишком далеко позволил шагнуть ко
мне. Не должен был. Прости меня, что мне так
нравится проводить с тобой время, чувствовать себя
живым, что я навязался тебе. Прости меня, что ты
тоже любишь секс, как и я. Я научил тебя этому, подстроив под себя. Прости меня, что я хочу
защищать тебя, оберегать и помогать. Прости меня, что я эгоист до мозга и костей, не желающий делить
тебя даже с животными. Прости меня, что моё
прошлое не так прекрасно. Прости меня, что я
заставил тебя бояться. Прости меня, что я пытаюсь
быть тем, кого ты хочешь видеть, но у меня не
выходит. Потому что сейчас я ни о чём не могу думать, как о твоём теле в моих руках, о том, что все хорошо, о
том, что ты простила меня. О том, что ты не
отвергнешь...не оттолкнёшь меня, как сейчас, а
попытаешься понять меня. Наверное, я просто
слишком много хочу. Что ж, ещё раз приношу свои
извинения, Мишель, за доставленные неудобства.
Можешь переодеться, и тебя отвезут в аэропорт, а...
— Нет. Я никуда не поеду, — перебиваю я его, расслабляя руки, и опуская их вдоль тела. — Я не
говорила с ним, пыталась уйти. Я не флиртовала с
ним, потому что у меня есть ты. Я буду бояться тебя, но это не помешает мне остаться. Только позволь.