Пальник не был любим Береговыми братьями; его постоянное везение в игре в последние дни еще больше, если это возможно, усилило общее нерасположение к нему, и большая часть присутствующие втайне питали надежду, что наконец-то на него обрушится страшная месть, которую противник, вероятно, откладывал так долго только за отсутствием удобного случая.
Медвежонок был холоден, спокоен, хотя и немного бледен, и вполне владел собой.
— Ладно! — проговорил буканьер, презрительно пожав плечами. — Довольно слов. Насильно дурную собаку на настоящий след не наведешь. Бросим спор; я удивляюсь твоей премудрости и преклоняюсь перед нею.
— Полно хвастать-то! — вскричал Тихий Ветерок, — Медвежонок прав, ты привязался к нему; если он не отвечает тебе так, как бы следовало, то, вероятно, имеет на это свои причины; не беспокойся, однако, в накладе не останешься, если подождешь. А теперь лучше приступить к игре.
— Согласен. Что ставишь?
— Две тысячи пиастров, — ответил Тихий Ветерок, вынимая из кармана штанов длинный кошелек.
— Постой, — холодно сказал Медвежонок, остановив его за руку, — дай мне поговорить с этим человеком.
Флибустьер взглянул на своего приятеля и увидел в его потемневших глазах такой зловещий огонь, что опустил свой кошелек назад в карман и только ответил:
— Как хочешь.
Медвежонок сделал шаг вперед, оперся руками о стол и наклонился к буканьеру.
— Входя сюда, — резко отчеканил он, — я не знал, что встречусь с тобой. Я не искал встречи, потому что мое презрение к тебе равняется ненависти. Но если уж твоя несчастливая звезда побудила тебя, вместо того, чтобы подражать моей сдержанности, отбросить мнимо равнодушный вид, который мы сохраняли в отношениях друг с другом, пусть будет по-твоему, я принимаю предложенную тобой партию.
— Сколько пустых слов, чтоб прийти к такому ничтожному заключению! — воскликнул буканьер с нехорошей улыбкой.
— А вот увидим. Выслушай меня, а присутствующие пусть будут свидетелями: мы сыграем в гальбик 3 три партии, ни меньше ни больше, и ты должен принять мои условия. Согласен?
— Еще бы, когда ты проиграешь мне!
— Не проиграю, — возразил капитан, — я вступаю в решительную борьбу с тобой и убежден, что выйду победителем.
— Полно, не с ума ли ты спятил?
— Если трусишь, я настаивать не стану. Извинись передо мной и товарищами за сказанные тобой оскорбительные слова, и я тотчас уйду.
— Извиниться? Мне? Черт возьми! Да соображаешь ли ты, что говоришь?
— Предупреждаю тебя, — холодно произнес Медвежонок, вынув из-за пояса пистолет и взводя курок, — что при малейшем подозрительном движении я уложу тебя на месте как лютого зверя, каков ты на самом деле и есть.
Вне себя от ярости, но сдерживаемый наставленным ему на грудь длинным дулом пистолета, буканьер окинул взглядом присутствующих, быть может желая почерпнуть бодрости в дружеском лице.
Флибустьеры мрачно молчали, и в выражении их лиц он прочел одно лишь насмешливое злорадство
Неимоверным усилием воли он усмирил порыв гнева, от которого кипела кровь, и голосом спокойным, в котором невозможно было подметить малейшее волнение, ответил:
— Принимаю твое предложение.
— Какое? Извиниться?
— Никогда.
— Очень хорошо; вы слышали, братья? — обратился капитан к присутствующим.
— Слышали, — ответили они в один голос.
— Итак, вот мои условия, — продолжал Медвежонок громко и отчетливо, — три кости и стакан, равно неизвестные и мне и тебе, будут взяты у кого-либо из присутствующих здесь.
— Что же, ты думаешь, что у меня плутовские кости? — грозно вскричал Пальник. — Ничего не думаю и думать не хочу, просто пользуюсь своим правом, вот и все. Буканьер с яростью швырнул об пол свой стакан с игральными костями и принялся топтать его ногами.