— Эй, а мальчишка кто таков? — вывел Питера из оцепенения чей-то голос.
— Мальчишка не простой! Он обучен грамоте, умеет составлять торговые расчеты и сводить дебет!
— Ладно врать-то, ребенок ведь!
— Не ребенок, а молодой работник! — поправил глашатай, чтобы не снижать цену. — И происходит из купеческого рода города Гудбурга!
— Сколько просите за мальчишку-грамотея? — Этот вопрос задал расталкивавший толпу человек с недобро горящими глазами. — Сколько он стоит — я заплачу!
— Эй, невежа, не знаешь разве порядка? Торговаться будем! — крикнули ему.
— Торговаться не будем! — Добравшись до помоста, человек улыбнулся. — Торговаться не будем — даю десять золотых!
Не дожидаясь ответа, он швырнул деньги глашатаю и тот ловко их поймал, не уронив ни монеты.
Питера развязали, и новый хозяин за руку стащил его в толпу.
— Прочь, пошли прочь! — кричал он, то и дело оглядываясь на Питера, ладонь его была мокрой. — Уф! — произнес новый хозяин, переводя дух у небольшой, запряженной ослом арбы. — Как тебя зовут, мальчик?
— Питер, сэр.
— Питер... Хорошее имя для мальчика. Забирайся на арбу.
Невольник залез на край арбы, и хозяин связал ему руки и ноги, потом взобрался на короб, с которого погонял осла, и, обернувшись, сказал:
— Будешь звать меня мессир Карцеп, я служу в канцелярии графа Макитваля, наместника императора в Савойе, понял?
— Понял, мессир Карцеп.
— Хорошо, тогда поехали.
Хозяин ткнул ослика палкой, и тот потянул арбу. В этот момент со стороны помоста раздался вой, на бьющегося, словно рыба, человека бросились охранники.
— Ну вот, еще одного на галеры купили! — прокомментировал Карцеп.
Питер вытянул шею, чтобы рассмотреть, кому не повезло, и понял — это был Биркамп.
19
Дом мессира Карцепа стоял в центре города, он оказался довольно большим и имел два этажа, хотя и не мог соперничать с домом Нуха Земаниса. По обычаю этого города, его окружала глухая стена, однако не глиняная, а из дорогого обработанного камня. Высокие дубовые ворота с коваными накладками вмиг распахнулись, едва к ним подъехала арба.
— Какое счастье, хозяин вернулся! — Немолодой слуга в просторных белах одеждах и кожаной шапочке низко кланялся, пока арба проезжала во двор, затем быстро запер ворота и подбежал к Карцепу прежде, чем тот слез с арбы.
— Отвяжи его, Мургаб, и отведи в лакейскую.
— Да, хозяин! Конечно, хозяин!
Все то время, пока Карцеп поднимался по ступеням, слуга не переставал кланяться. Лишь после того, как хозяин скрылся за дверью, он развязал веревки на руках и ногах Питера и помог ему слезть — путы были слишком тугими, и конечности пленника затекли.
На мощенном камнем дворе стояло несколько построек, а в его глубине начинался большой сад.
— Ой, плохо, ой, бежать тебе надо, — пробормотал Мургаб, не глядя Питеру в глаза.
— Почему бежать? — спросил тот, ожидая что старый слуга откроет какую-то страшную тайну, но Мургаб лишь замотал головой:
— Не слушай меня, пойдем — место покажу.
Питер пошел за Мургабом, осматриваясь и растирая онемевшие руки. Двор выглядел чистым, хозяйственные постройки и дом были побелены. Там, где начинался сад, росла трава, ее свежая зелень манила лечь и забыться.
Они подошли к двери небольшого, пристроенного к стене домика. Мургаб толкнул дверь и зашел, Питер последовал за ним.
В маленьком коридорчике дверей было немного.
— Здесь моя комната, а следующая — твоя.
Старый слуга указал на дверь и остался стоять, испытующе глядя на Питера.
— Там что... кто-то есть? — не удержался тот, уж больно странно вел себя Мургаб.
— Заходи, не бойся.
Питер осторожно потянул за ручку, дверь скрипнула, в лицо пахнуло запахом старых тряпок. Окно закрывала истлевшая занавеска, отчего в комнате царил полумрак.
Питер прошел, снял занавеску и огляделся. Узкая деревянная кровать, а попросту — лавка, небольшая тумбочка и несколько деревянных сучков, вбитых в стену в качестве вешалок.
Из коридора заглянул Мургаб. Как показалось Питеру, он с явным опасением окинул взглядом голые стены и не решился зайти.
— Кто жил здесь раньше?
— Здесь? — Старый слуга отрицательно покачал головой. — Я не могу говорить, я не должен.
И повернувшись, пошел прочь. Питер поспешил за ним.
— Какую работу я буду делать?
— Какую хозяин скажет.
— А кто кроме нас есть из слуг?
— Женщина.
— Как ее зовут?
— Зовут? — Мургаб посмотрел на Питера с неподдельным удивлением. — Как ее могут звать? Женщина — и все. Она живет в доме, у нее там своя комната, и она выполняет домашнюю работу.
Неожиданно хлопнула входная дверь домика, и резкий высокий голос позвал:
— Мургаб, ты где?!
— Я здесь, хозяйка, здесь! — Мургаб едва не сбил Питера с ног, бросившись на зов.
— Ну, куда ты спрятал нашего нового человека?
— Он здесь, хозяйка, я показывал ему его комнату.
Питер прислушивался к разговору, стоя в коридоре. Хозяйку он не видел, а по голосу никак не мог определить ее возраст.
Послышался стук подбитых подковками туфель, и появилась сама хозяйка. В первое мгновение Питер решил, что эта красавица его возраста. Собранные в несколько косичек черные волосы, фиолетовые пронзительные глаза и чуть припухлые губы — примерно так в представлении Питера должна была выглядеть девушка, которую он когда-нибудь встретит и полюбит. На ней были бирюзовая куртка с высоким воротом и голубые шаровары, женщины здесь одевались странно, но это лишь придавало хозяйке загадочности и очарования.
Улыбнувшись, она показала острые зубки и произнесла:
— Так вот ты какой, грязный, лохматый... Неужели так трудно мыться почаще, грязнуля? Отвечай мне, дурак! — воскликнула она с неожиданной злостью.
— П-прошу прощения, мисс, нас целую неделю гнали по пустынным дорогам, там не было воды даже для питья, не то чтобы помыться... — Питер пожал плечами и виновато улыбнулся, надеясь пробудить в ровеснице сострадание.
— Так и ищут повода оправдаться, скоты! — воскликнула хозяйка и неожиданно для Питера огрела его по голове бамбуковым стеком. Испугавшись, что это очередное избиение, он закрыл голову руками и попятился, а девушка расхохоталась и опустила стек. — Не бойся, дурачок, я больше не буду. Как тебя зовут?
— Питер, мисс.
— Питер... Ну-ну. Мургаб!
— Слушаю, хозяйка!
— Позаботься, чтобы новый работник был чисто вымыт, ты знаешь — я не переношу грязи.
— Слушаюсь, хозяйка. Прикажете истопить терму?
— Прикажу. Подбери ему одежду, из той, что осталась от... Одним словом, ты меня понял.
— Понял, хозяйка, — не переставал кланяться Мургаб, хотя девушка стояла к нему спиной.
Отдав распоряжения, она повернулась и пошла к выходу, картинно покачивая бедрами. Стукнула дверь, и стало тихо.
— Кто она? — спросил пораженный Питер.
— Она хозяйка.
— Я понял, что хозяйка, но кто она мессиру Карцепу? Дочь?
— Нет, она не дочь.
— А кто же тогда — племянница?
— Я не могу сказать...
— Но какая же в этом тайна? Сколько ей лет?
Мургаб упрямо молчал.
— Как и мне — шестнадцать? — настаивал Питер. Он считал это важным.
— Она старше тебя, вот и все, что могу сказать. Пойдем, я истоплю терму, там есть большой запас хвороста.
20
К терме пришлось идти через весь сад по проложенным в траве тропинкам из красноватого камня. Таким же был вымощен двор. Деревья выглядели ухоженными, где надо подрезаны, стволы побелены, а с ветвей свисали невиданные прежде Питером плоды. Но птиц не было, даже шмели не летали, хотя цветов здесь хватало.
— Кто содержит сад — садовник?
— Я один.
— Правда? — Питер вздохнул. — У моего дяди был садовник, его звали Гошар.
Сложенный из разнокалиберных камней домик с единственным окном и широкой медной трубой был той самой термой. Мургаб вошел в него первым и указал Питеру на узкую боковую дверь:
— Тебе сюда, раздевайся и жди — сейчас я нагрею терму.
Питер вошел в крохотное помещение, разделся и положил одежду у двери. Огляделся — небольшое окно, массивная каменная полка, здесь было прохладно и пахло сыростью. Во встроенном в стену медном чане оказалась вода, Питер зачерпнул ее ладонью и зачем-то попробовал на вкус — она была обыкновенной.
За стеной слышалась возня Мургаба, трещал хворост, звенела заслонка. Скоро все стихло, он протопал по коридору и заглянул к Питеру.
— Сейчас будет тепло.
— Зачем топить — и так не холодно, я бы мог обойтись обычной водой.
— Если хозяйка сказала нагреть терму, значит, нужно нагреть.
Подхватив грязную одежду и стоптанные башмаки новичка, слуга исчез.
Питер стал прислушиваться, в трубе ревел огонь, в печи трещал хворост. Полка стала нагреваться, а в чане закипела вода.