— Вот будет наука!»
— Звонил старший оперуполномоченный Магеровского райотдела Костерин, — положив трубку, сказал Сергеев. — На хутор Заторный зачастили бандиты, готовится операция. Примете участие.
— Есть.
Бандитов на хуторе Загорном не удалось взять живыми. Зато при них нашли неоценимый документ — отчет какого-то «Червинка» о проделанной работе.
— Какая удача, что они не успели уничтожить этот отчет, — радовался капитан Сергеев. — Какая удача!
Он крепко обнял Игнатова. Вот она, ниточка! Нет, они не ошиблись, — листовки в шпалы вкладывали здесь, в Раве-Русской. Об этом докладывал своему проводнику «Червинко». Аккуратно карандашом, пункт за пунктом, было написано, в какие города Советского Союза шла антисоветская литература.
— Немедленно выясните, кто такой этот «Червинко».
— Товарный кассир, товарищ капитан, — тут же ответил Игнатов.
— Смотрите не вспугните, — предупредил Сергеев. — Сейчас надо узнать, каким образом у бандитов оказалась пишущая машинка и…
— …а шрифты, возможно, из районной типографии… — опередил капитана Игнатов.
— Ну, это надо проверить. Только не горячиться, а то погубим дело, — он прошелся по комнате. — А теперь подумаем, как организовать этому «Червинку» командировку, ну… скажем, в Киев.
«Червинко» не доехал до Киева. Его арестовали на станции Подзамче во Львове. При нем была антисоветская литература. А еще через день в кабинет капитана Сергеева вошел взволнованный Игнатов:
— Товарищ капитан, еще одна ниточка! Пишущую машинку передала бандитам… — он назвал фамилию. — Установлено, что во время немецко-фашистской оккупации она работала машинисткой в потребсоюзе, вместе с немцами уехала в Германию, а после войны возвратилась, вошла в доверие. Завербовала ее в организацию жена «Червинка».
— Жену «Червинка» пока что не трогать! — сказал капитан Сергеев. — Что еще знаете?
— Брат этой машинистки Андрей добровольно пошел в дивизию СС «Галичина», воевал под Бродами. Когда дивизию разгромили — бежал, его видели здесь. Есть подозрения, что скрывается дома… — Игнатов умолк, явно чего-то не договаривая.
— Почему вы замолчали? — почувствовал это Сергей.
— В этой истории… как вам сказать… За брата их, Володю, обидно. Он был бойцом Красной Армии, освобождал от фашистов Раву-Русскую. Погиб здесь, товарищ капитан… А они видите как опорочили его имя…
…Она шла на работу, как всегда, за несколько минут до начала, она была пунктуальна, аккуратна. Она была спокойна и уравновешена, а в это время в дверь ее дома постучали…
Ее мать долго не открывала. Игнатов не торопил. Зачем? Пусть ведет себя старуха так, как и положено матери, дочь которой работает в государственном учреждении. Даже интересно, как она будет вести себя.
— Прошу, — скрипнула дверь.
— Здравствуйте, мамаша, — добродушно сказал Саша Ярчук. — Не ждали таких ранних гостей?
— Садитесь, пожалуйста. Ой, а на столе не убрано, — она собрала в охапку какие-то вещи и бросила на кровать.
— А мы пришли выразить вам свое соболезнование по поводу гибели Володи… — не сводил глаз со старухи Ярчук.
— Погиб он, погиб на фронте…
Внимательный взгляд Игнатова упал на школьную ручку с еще не высохшими чернилами.
— А это вы не другому ли сыну письмо писали? — Игнатов взял ручку и протянул старухе. Та побелела как стена. Михаил Никитович сурово, но не повышая голоса, спросил: — Где Андрей?
— Какой Андрей? Боже мой… — начала было старуха.
— А это кто писал? — из кучи тряпья, брошенного старухой на кровать, Игнатов вынул тетрадку и прочел: «Список работников Рава-Русского отдела НКВД». Так кто писал?
— Клянусь богом, что…
Игнатов взглянул на коврик посреди комнаты. Под ним подвал или нет? Вспомнил, как выпустил из рук главаря банды «Дуба».