Когда наконец погрузили людей, провизию и пресную воду, «Дорада» пустилась в путь. Таким образом, капитан Анрийон экономил время и мог, в случае непредвиденной встречи, утверждать, что плывет из Франции без остановок.
Поскольку единственной движущей силой столь опасного путешествия были деньги, можно предположить, что подобные операции приносят значительную выгоду.
Увы! Так оно и есть. Этим и объясняется, что, несмотря на огромный риск, всегда находятся люди, готовые по собственному желанию пуститься в столь опасную авантюру. За каждого чернокожего по возвращении они получат около тысячи франков. Учитывая все расходы: на транспорт, питание, сделки с агентами и прочее, иной посредник ухитряется выручить до шестисот франков за человека.
В целом, англичанин Бейкер и капитан «Дорады» на двоих заработали сто двадцать тысяч франков.
Вот что узнал пассажир от своего приятеля. Поль постепенно, мало-помалу притупляя сомнения с помощью более или менее убедительных доводов, сумел-таки обратить Феликса в свою веру, заставил смотреть на все с точки зрения немедленной выгоды – а это всегда было слабинкой коммерсантов – и доказал, что негры покидают родину для их же собственного блага, чтобы где-то вдали от дома мыть золотой или алмазный песок. Ничтоже сумняшеся он утверждал, что чернокожие всего добьются в Бразилии, где не хватает рабочих рук, где жизнь легка, и прочее и прочее.
Бакалейщик сдался добровольно и в конце концов уже считал абсолютно естественным, что эмигранты находятся в трюме, в сырости, в голоде и холоде, что их, связанных по двадцать пять человек, выводят ночью подышать свежим воздухом на какие-нибудь полчаса. Про себя он оправдывал это, как некогда и свое прозябание на улице Ренар, тем, что дела есть дела, капитан Анрийон – прежде всего человек дела, а удача приходит лишь к отважным и ловким.
Моральное перерождение произошло тем быстрее, что капитан из лучших побуждений с самого начала выдвинул такой аргумент, против которого бакалейщику возразить было нечего:
– У тебя на улице Ренар примерно тридцать служащих.
– Если точно, то сорок два.
– Ты их кормишь?
– В общем, да. Молодые приказчики приравниваются у нас к ученикам.
– То есть их кормят так же плохо, как в коллеже note 61 .
– Но черт возьми! Я не могу подавать им жареную индюшку и шато-марго note 62 .
– Мне-то известно, что это означает: мерзкая и недоброкачественная еда.
– За этим следит жена, она у нас за экономку.
– Хорошо, не будем больше об этом. А платишь ли ты им?
– От тридцати пяти до пятидесяти франков в месяц.
– И на это они должны снимать комнату, одеваться, обуваться…
– Ну конечно! Что ты хочешь этим сказать?
– Естественно, ты заставляешь их работать по двенадцать часов в день.
– Таковы правила в любой приличной фирме.
– Я отнюдь не спорю и не осуждаю: я констатирую. Скажи мне, Феликс, велик ли доход, что приносят тебе эти голодные, оборванные и сонные молодые люди? Выгодно ли тебе держать их?
– Если бы они были невыгодны, пришлось бы закрыть магазин.
– Так почему же, в таком случае, ты осуждаешь меня за то, что я доставляю бразильским промышленникам рабочие руки на условиях, немногим отличных от тех, что ты создаешь для своих служащих? Что скажешь, старина?
– Скажу, что был слеп, а ты открыл мне глаза.
– Коли так – мир! Стриги купоны с белых, а мне оставь чернокожих. И хватит об этом.
Тем временем «Дорада» при попутном ветре быстро приближалась к цели своего путешествия.
Каждый день капитан записывал, сколько морских миль осталось за кормой трехмачтовой красавицы. Несмотря на ужасные условия, в которых содержали эмигрантов, их самочувствие было лучше, чем ожидалось.